ГАЛИНА СИДОРОВА
ПОД КРЫШЕЙ МИДа
ИСТОРИЯ ТОГО, КАК ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ РАБОТА В РОССИИ ПРЕВРАТИЛАСЬ В "СПЕЦОПЕРАЦИЮ"
Полгода назад во время одной из наших бесед Андрей Пионтковский высказал неожиданное предположение: Путина "испортил" российский МИД.
Именно российские дипломаты, по мнению политолога, стоят за антиамериканизмом-антизападничеством Путина и, соответственно, за его нынешним "сбившимся курсом". В подтверждение своих слов он вспомнил, что после 11 сентября у Путина поначалу сработал "гэбистский практицизм": он понял, как можно воспользоваться ситуацией на благо себе – и чтобы оправдать войну в Чечне, и лично, в прямом смысле, "плодами" "заклятой дружбы" с бывшим "главным противником". Сумел даже Джорджа Буша обаять – тот в 2001 году после их первой встречи в Любляне поделился с журналистами, как заглянул в глаза Владимиру Путину и "увидел его душу"…
Тот разговор натолкнул меня на мысль взглянуть на вопрос шире – разобраться, когда и на каком этапе 25-летней истории новой России курс "сбился". И какую роль сыграли в этом сменявшие друг друга четыре министра и около 12 тысяч сотрудников центрального аппарата и заграничных учреждений МИДа? Кто кого "портил" и кто на кого влиял? И как вообще могло получиться, что страна, начавшая строить новую жизнь в новом государстве в доброжелательном, дружественном окружении, четверть века спустя умудрилась оказаться "в кольце врагов"?
КРЕСЛО МОЛОТОВА
Свой первый день в стенах МИДа – а мое личное хождение в высотку на Смоленской площади началось 23 марта 1992-го и завершилось в 1995-м – я помню плохо. Зато хорошо помню все, что ему предшествовало. Потому как события той зимой для меня лично развивались довольно необычно, хотя и вполне в духе революционного времени. "Вербовали" в политические советники первого министра иностранных дел России Андрея Козырева меня, в ту пору политобозревателя журнала "Новое время" и участника сложившегося при Эдуарде Шеварднадзе пула дипломатических корреспондентов, настойчиво и изобретательно. Последний министр иностранных дел Советского Союза, соратник Горбачева, был одним из столпов гласности и реальной открытости, в том числе и такого специфического учреждения, как МИД. А для меня лично – лучшим из моих журналистских источников в карьере. Не в последнюю очередь его усилиями политика некогда застегнутого на все пуговицы государства в середине 80-х пошла в сторону взаимопонимания и партнерства с мировыми демократиями. Развитие событий после августа 1991-го сулило еще более заманчивые журналистские перспективы. В общем, ни в какой МИД из своей журналистской вольницы я в ту пору переходить не собиралась.
"Вербовщикам", в число которых входили мои бывшие однокашники из окружения Козырева и бывшие сотрудники секретариата Шеварднадзе, пришлось потрудиться. Дошло до того, что, когда во время очередного визита госсекретаря Бейкера в Москву министры вышли к прессе, Козырев под звуки защелкавших фотоаппаратов вдруг обратился ко мне тихо, но отчетливо – так что вся журналистская толпа немедленно на меня воззрилась: "Ну переходите уже, наконец, на нашу сторону!". И показал при этом на место рядом с собой и Бейкером. Вскоре мне было предложено нечто совершенно выходящее за рамки традиционных представлений о госбюрократии – написать список обязанностей, которые я хотела бы исполнять, если соглашусь на должность советника: как я вижу собственное участие в разработке новой внешней политики. Конечно, это был профессиональный вызов из тех, перед которыми устоять невозможно. И я не устояла. Кстати, еще одним человеком, которого тогда "обхаживали" мидовцы, был спичрайтер Горбачева и заместитель главного редактора "Московских новостей" Алексей Пушков. Думаю, своим согласием я в некоторой степени способствовала его карьерному росту при путинском режиме: сомневаюсь, что он бы состоялся, будь у Пушкова в биографии еще и такое "либеральное пятно".
Первые впечатления от МИДа – утренняя очередь к скрипучим лифтам. Что-то в них было символическое: могли застрять в самый неподходящий момент независимо от того, кого поднимали – рядовых сотрудников, спешащих на совещание к начальству, или важных иностранных гостей. Не менее символичной показалась мне громоздкая мебель в кабинете министра на седьмом этаже, от которой веяло имперскостью и тяжеловесностью, – каждый из нашей тогдашней команды, по-моему, не упустил возможности посоветовать Козыреву сменить кресло Молотова. Но в этом вопросе министр-демократ оказался консерватором.