Они оба спокойно и молча, подошли к входу в Главный Культополисарий. Его ограждала огромная, буквально массивная стена. Она ввысь уходила не меньше чем на шесть метров и сделанная из холодного бетона бросала тень на прилежащую дорогу.
Вход прикрывала монолитная, массивная чугунная дверь, которая явно была несколько тонн по весу и упади она на землю, она просто разобьёт всю плитку и расплющит тех бедолаг, что окажутся рядом с ней.
– Открывай! – стучась кулаком в дверь, требовал Канцлер.
Послышался жуткий скрежет чугуна, и дверь с не меньшим кряхтением стала открываться, предоставляя взору внутренний двор.
На площадке перед «Кафедральным Монастырём» царило запустение, лишь ветер гонял немногочисленную пыль. Не было ничего. Лишь сухой ветер гонял пыль по холодному бетону. Вокруг вошедших стали собираться немногочисленные послушники Культа, находившиеся на улице. Они с преклонением, глубочайшим уважением и буквально религиозным рвением смотрели на Канцлера и приклоняли колени перед его фигурой. Каждый из них готов был упасть и начать молиться ему за всё что можно. Но также «монахи» обращали свои взгляды и на Лорд–Магистрариуса, понимая, что он воплощает само государство – то, что они почитают больше жизни.
– Господин Канцлер, это честь для нас, – с благоговением твердил культист в робе.
Смотря на это, у Лорд–Магистрариуса в душе что–то сжалось. То ли это был приступ презрения от акта рабского чинопочитания, а может и обычная, и старая как мир, зависть по отношению к своему правителю, отравляющая душу любого человека, который живёт в тени другого.
– Довольно, у меня есть дело к Великому Патриаршию. Проведи меня к нему, – потребовал Канцлер, указывая на огромное здание.
– Повинуюсь. – С подчинением и преклонением собственной души сказал культист. – Проходите за мной.
И они пошли за ним, постепенно удаляясь к входу в сам «Монастырь». Вход же был представлен большим углублением под само здание, подобно тому, как были устроены входы в подземные парковки огромных небоскрёбов времён до Великой Европейской Ночи. И через пару мгновений они скрылись во тьме культополисария, уйдя под весь его огромный массив.
Внутри довольно тускло, лишь слабое, можно выразиться допотопное лампочное освещение слабо рассеивало тьму, чем резало и давило на глаза, отчего через двадцать минут у человека, не привыкшего к такой тусклости, просто начинали болеть глаза. Внутреннее убранство было самым настоящим воплощением верха аскетизма и стоицизма. Оно было настолько сурово и убого, что вызвало неподдельный шок у Лорд–Магистрариуса. Голые и мрачные стены просто пыхали бетонной прохладой. Даже на первом этаже, общей направленности, который назывался бы холлом, не было никого убранства или украшений. Лишь голые стены, пара ламп, несколько стульев и ещё пара самых обычных вещей.
– Мы можем поехать на лифте, – предложил культист.
– Ох, вы так великодушны. Нет, мы, пожалуй, пройдёмся, – благодарственно ответил Канцлер. – Думаю, мой друг против не будет.
В эту секунду Лорд–Магистрариус несколько раз и не совсем культурно проклял своего правителя за то, что ему сейчас придётся несколько десятков этажей подниматься вверх.
И они пошли вверх по этажам, любуясь на то, чем действительно был «Кафедральный Монастырь».
Всюду встречалась просто невообразимая нищета, на которую только мог согласиться человек, и можно было только придумать для монаха. Во многих кельях не было не телевизора, ни даже радио. Была лишь кровать, сундук со столом и стулом. И всё. Да и в принципе кельи были настолько малы, что в них навряд ли что–то поместилось ещё. Но «Монастырь» был примечателен не только убогими кельями. С двадцатого по тридцатый этаж находилась огромная, просто невообразимая для глаза библиотека. Книжные полки были по несколько десятков метров высотой. Сотни тысяч разных фолиантов, книг, старых журналов и великое множество самых различных собраний за всю историю человечества. Собственно в этой библиотеке, где трудились тысячи «монахов», хранилась мудрость веков, собранная в одном месте. Канцлер, проходя эти этажи с заворожением, как ребёнок, смотрел на всё это неимоверное собрание знаний, чего нельзя было сказать про Лорд–Магистрариуса, который выражал явное безразличие к этому книжному королевству.