В кабинете наступила полнейшая тишина. Все с заворожением стали следить за тем, что делает глава Имперор Магистратос и внимать тем словам, что он говорит.
– Вот мы и собрались, – помпезно начал глава правительства Рейха. – Мы долго шли к этому, к новому государству, новой системе… мы долго шли к свободе. И тот момент, когда всё это восторжествует на нашей земле не за горами. Сегодня падёт тирания и восторжествует свобода. Первое заседание Свободного Парламента Рейха объявляю открытым. – Так же торжественно и помпезно заключил глава всего бюрократического механизма.
В зале прогремел гром аплодисментов, вызванный не столь пламенной, но очень душевной речью, обещающей о скором торжестве свободы. Но тут, разорвав общее ликование, прозвучал вопрос:
– А зачем мы сейчас собрались?
Вопрос вызвал некий диссонанс в рядах собравшихся. Все с недоумением посмотрели на человека, который спросил.
– Что вы хотите этим сказать? – также непонимающе вопросил Лорд–Магистрариуса, посмотрев на человека, который посмел задать вопрос.
Это был мелкий чиновник из Имперор Магистратос, коих было неимоверное количество раскинуто по всему Рейху. Он вышел на середину «палаты» и спросил более утвердительно:
– Мы перебросили в Рим большинство сил, которые выйдут на улицы. Да, пускай сейчас они «спят»… ждут сигнала, но я не понимаю, зачем выходить на штурм дворца Канцлера, если у нас нет поддержки в народе, а улицы Рима будут забиты лояльными власти храмовниками, Гвардией Трибунала, ордами комиссаров и полицией, которую поднимет Канцлер по одному своему приказу. Зачем выходить без поддержки, если нас ещё и тотчас порежут?
Лицо Лорд–Магистрариуса расплылось в широкой и ярой улыбке. Он сложил руки на поясе и спокойно ответил на вопрос:
– Есть несколько… м-м-м… особенностей, которые просто заставляют нас собраться именно сейчас, но для начала, чтобы понять, суть ситуации, я прошу выступить Тринадцатого Верховного Агента Департамента Шпионов.
Слова Лорда молнией прозвучали в головах людей, заставив их напрячься, и эхом пронеслись до самых тёмных углов кабинета. Много кто даже не подозревал о существовании этой структуры, а если находились те, кто о ней слышал различные слухи, то знал, что эта структура существует на уровне опасных мифов и легенд. Вдруг, подобно из тени, вышел худой человек. Он одет в молодёжную одежду мешковатого тёмного типа, которая была распространена ещё в старой Европе периода расцвета.
Он спокойно пошёл сквозь ряды кресел и занял своё место на зелёном ковре, посреди комнаты. На него все пристально смотрели, не понимая, кто это. И название «Департамент Шпионов» было практически для всех неизвестным.
– Я представитель тайной структуры, скрытой ото всех, – холодно и спокойно, подобно на задании начал агент. – Мы следили за всеми вами. Мы тайное и неутомимое око Рейха, что было способно разглядеть любую ересь и отступничество, даже там, где их нет. Но я, втайне от своих собратьев по Департаменту решил помочь делу свободы. Недавно нам поступило прошение от Канцлера провести расследование в структурах Имперор Магистратос, в том числе и узнать всё об его главе, – указав на главу бюрократии рукой, бесстрастно сказал агент. – И мы нашли довольно много того, что могло бы уничтожить всю оппозицию, всех кто не согласен с правителем Канцлера в одночасье. Мы установили факт связи Лорд–Магистрариуса с множественными группировками через переписку. – И повернувшись к главе Имперор Магистратос, пытаясь слегка подколоть, бессменного главу правительства сказал. – Простите, но защита у вашего компьютера ну очень слабая. Мы не смогли удержаться.
В зале пробежала волна лёгкого смеха, в ответ на которую Лорд–Магистрариус, тоже слегка улыбаясь, поднял руку и утихомирил зал:
– Тише! Продолжайте агент.
– Спасибо. Так вот, уже завтра должен лечь на стол Канцлера доклад, в котором говорится о том, что Лорд–Магистрариус – предатель, в придачу названы имена ещё большинства тех, кто здесь сидит. И я понял, что если бы вчера мною не были бы раскрыты все карты перед Лорд–Магистрариусом, то завтра, тела неудавшихся мятежников висели бы вдоль дорог Рейха и со скрипом покачивались на ветру, напоминая народу, чего может стоить просто, помыслить иначе, чем сам Канцлер.