– Что случилось, брат Бонифаций? – спросил подошедший «монах», учуявший «аромат» потенциального отступничества.
Внутри девушки всё провалилось, она думала, что для неё всё кончено. Из её глаз по щеке пробежала горячая слеза.
– Запретная символика, брат Маний. Знак красных дьяволят.
– Откуда у тебя эта звезда, дочь моя? – спокойно спросил подошедший Маний, пытаясь показать из себя милосердного деятеля Культа.
Элен собралась и утвердительно ответила:
– Мне её мама подарила, когда я была ребёнком.
– Что ж, это не отменяет твоего наказания, ибо ты преступила священные постулаты Рейха, – последовал фанатичный ответ. – Здесь приемлемо только очищение болью, – озвучив наказание, гордо выпрямился «монах»
Слёзы потекли градом из глаз девушки, она накрыла ладонями лицо. Элен знала, что сейчас её жизнь окончена. Если она выживет после наказания, то её стопроцентно отчислят из «схолы» и понизят «рейтинг» до трёх. А это значит, что её максимум, куда она сможет пойти работать – это уборщица в министерстве, и то, к ней вероятней всего будет приставлен надсмотрщик.
– Что здесь происходит? – спросил внезапно подошедший человек, грубым надменным голосом.
Потёртая кожаная куртка, чёрные джинсы и старые туфли, вкупе с матёрым видом. Габриель в нём сразу узнал своего недавнего спасителя – Цируса.
– Мирянин, это не твоё дело. Оставь нас. Мы вершим благодатное правосудие Рейха здесь во имя Его, – недовольно ответил один из культистов.
Мужчина вынул удостоверение и показал его «монахам» со словами:
– Я не мирянин, я сотрудник Трибунала и требую объяснить, что происходит здесь, – с грубостью в голосе требовал Цирус. – Вы знаете «Низший протокол Комиссариата» и «Святой Циркуляр Культа о содействии с Департаментами Власти»… я имею право вмешаться.
«Монахи» как то нехотя и недовольно, скрипя сердцем и мыслями, отступили, выложив информацию:
– У нас мирянка, что носит знаки отступников коммунистической ереси и оскверняет свою душу и отечество своё этой символикой, – с вдохновлённостью в голосе и одухотворённостью в лице, гордо подняв голову, ответил последователь Культа Государства. – За это мы караем!
– Хм, но здесь всего лишь красная звёздочка. Если мне не изменяет память, то коммуняки сейчас на своих штандартах рисуют другую «свастику».
– Но…
– Да и к тому же, как я услышал, эту звезду её подарила родная мать. Это всего лишь подарок, который она чтит. А разве Рейхом, запрещено, что бы дети любили и уважали своих родителей?
Обескураженные «монахи» таким напором со стороны практически рядового комиссара стояли в изумлении и не знали, что можно было ответить по закону, а Цирус тем временем продолжил противопоставлять право фанатизму:
– А по Округу Рима действует «Иллюмия Санкта» – акт Инквизиции, говорящий, что в отдельных случаях можно прекращать дело о «Моральной госизмене посредством ношения вражеской символики, если оной в настоящем не существует».
– Режим облапошил сам себя, – тихо и еле слышимо прошептал Артий.
Слёзы с глаз девушки исчезли, на губах появилась легчайшая улыбка, а в душе разлилась теплота и спокойствие, появилась надежда, ведь она увидела, как эти обескураженные культисты просто не могли ответить.
– Но ведь Фолиант…
– Что Фолиант? Призывает судить за то, чего уже нет? – с упрёком вопросил Цирус. – Нет. Он нас призывает к справедливости.
Взгляд страстных приспешников Культа медленно наполняться злобой и нетерпимостью, как у стервятников, лишённых добычи.
– Ребята, – обратился Цирус к Друзьям. – Вы можете покинуть это заведение. Я вам разрешаю это от имени Трибунала Рейха.
– Мы рапорт подадим! – гневается один из культистов.
Габриель со своими знакомыми спешно собрали вещи и чуть ли не бегом вышли из паба, стараясь как можно быстрее уйти из «одухотворённого» места, оставив позади фанатичных «монахов», так сильно алчущих наказать еретиков мысли. Юноша оглянулся и увидел, что у входа в паб последователи культа и Цирус о чём–то активно разговаривают, но парня это уже не интересовало. Он отвернул взгляд и продолжил путь с ребятами, имитируя, будто ничего и не было.
– Всё прошло. Слава Богу. Чуть не попались. – Твердил Артий.
– Я предлагаю просто забыть об этом, хорошо? – Попросила Элен, чувствуя неимоверный стыд за свои слёзы, хотя и знала, что в такой ситуации мало кто смог бы сдержаться.