Но Габриеля это не волнует. Сейчас он может стать кем-то больше, чем пружинка механизма Рейха, объединившись вместе со знакомыми людьми, которых в подвале он узнал много и у каждого в очах полыхает пламень, настоящее пожарище рвения к свободе, окутавшее душу. Все юноши и девушки здесь собрались в надежде укрыться от всевидящего, неустанного и палящего взора Рейха и каждый присутствующий был просто одержим идей противодействия и бунтарства, желая скинуть с себя ярмо рабства. Пламя неподчинения Рейху здесь сжигало каждого, делая их фанатиками свободолюбия и безумного бунта.
Габриель, будучи немного в смущениях от общества в который он попал, аккуратно осмотрелся. В нём играет некоторое стеснение, оттого, что он в этом месте был в первый раз, однако как только завидел Давиана, подбежал к нему, желая у него разъяснить несколько вещей:
– Давиан, а что вы тут делаете?
У Давиана в глазах промелькнул нездоровый свет и вспыхнул огонь, схожий с пьянящей романтической оппозиционной обескураженностью.
– Понимаешь, – вдохновенно заговорил Давиан. – Здесь собираются люди недовольные существующим режимом, недовольные самой настоящей антинародной тиранией. Мы тут объединились в… коммуну, чтобы начать народную агитацию против церковно-духовного ига.… Подожди–ка…
Все вели разговор, разбившись на несколько небольших групп по столикам, но вот громогласно заговорил Давиан, отвлекая их:
– Товарищи, попрошу немного тишины. Я хочу вам сказать: у нас появился новый человек, это Габриель, и теперь он состоит в нашей этакой коммуне.
Все обратили свой взор на Габриеля. Кто–то улыбнулся и помахал в приветствие, а кому–то было просто всё равно.
Через пару минут простых разговоров не о чём все начали рассаживаться по лавкам и столам.
– Ну, кто думает начать?! – С привычной улыбкой и лёгкой толикой непосредственности в голосе спросил Верн у всего зала.
– Я бы хотел начать, – с пламенем во взгляде и рвением в голосе ответил Давиан.
После этих слов парень вышел к импровизированной трибуне. Он немного помялся, показательно кашлянул, и только потом начал говорить, разжигая пламень в сердцах людей:
– Товарищи, мы сегодня собрались не просто так, мы пришли разделить горе нашего товарища – Алехандро… мне его соседи рассказали, что его арестовали, – по залу пробежала волна негодования и скорби, но Давиан продолжил дальше. – По вине этого режима, этой диктатуры, этого тиранистого нового фашизма мы потеряли нашего товарища. И так на каждом шагу. Нет истинной справедливости, нет опоры на народ, есть только власть элиты и бесконечный вихрь давлений на нашу свободу. И сколько нам это терпеть?!
В подвале поднялась волна поддержки и чёрного ликования. Все были в полнейшей солидарности к его пламенным речам. Давиан переждал пока уйдут ликования, и лишь переждав, он продолжил. Все его речи были пропитаны идеей равенства, справедливости, отсутствия свободы. Его пламенные слова полыхали изречениями и афоризмами Маркса, Энгельса и прочих коммунистов.
– И не почитайте Канцлера! – пыхтит в ярости Давиана. – Он не велик, ибо как говорил Маркс – «Великие кажутся нам великими лишь потому, что мы сами стоим на коленях».
– А как же закон? – спрашивает кто-то из толпы ребят.
– Не нужно следовать этой ереси, ибо как заповедовал протоапостол истинного народного учения – законы, мораль, религия – все это … не более чем … предрассудки, за которыми скрываются буржуазные интересы.
Давиан ещё долго продолжал заливать о равенстве и братстве рабочего «народного класса», а так же их революционных помощниках – студентах. После того как он закончил свою речь, все радостно заликовали, будучи душевно окутанными пламенем солидарности. За ним было много выступающих, но никто не смог так, же страстно говорить самые обычные вещи, но и его речей было достаточно, души собравшихся людей буквально горели огнём равности, справедливости, честности, а главное ненависти к государству и государственным служащим.