Но Габриель смотрел не на него. Его взор был устремлён на лицо, фигуру Элен. Его сердце радостно билось при её виде, и когда каждый раз он обращал на неё свой взгляд. И в душе Габриеля пламень чувств перерастал в горячий пожар, грозящий сжечь саму душу. Он стал одержим тем чувством, которое лелеял, постепенно проваливаясь в его пучины.
Глава девятая. Зажженный в безумии
Через час. Рим.
В Вечном Городе часы показывают около одиннадцати часов утра. На улице стоит тёплая и хорошая погода, только белоснежные облака рассекали голубую лазурь. Солнце медленно восходит в зенит, заботливо прогревая землю и воздух. Голубое небо светло простиралось над Римом, даря людям свою не забываемую красоту и прекрасное великолепие.
В одной из частей старых частей города, которые чудом не были тронуты ни временем, ни перестройкой, на семи холмах стоял старый католический храм, сделанный в готическом стиле в ту эпоху, когда ещё начинал править первый Канцлер. Его острые шпили уходили высоко в небо, витражи были самым настоящим произведением искусства, отливаясь на солнечном свете сотнями ярких цветов, а золотые купола блестели и слепили своим сиянием тех, кто поднимал на них свой взгляд.
Внутри храм источал величие былых времён и показывал всё своё великолепие: золотые оклады икон, мраморно–гранитовые полы и украшенные драгоценными каменьями стены. Всё это разит и пленяло своей красотой, показывая прихожанам истинную силу церкви Рейха и доказывая, что это один из самых могущественных Департаментов Власти, определяющий жизнь сотен миллион человек во всём государстве. Великолепие каждой церкви и часовни только доказывало правоту Империал Экклесиас и призывало к преклонению перед Богом, Канцлером и Рейхом, вечно доказывая, что «Смирение и покорность Господу своему, его посланнику на земле и государству есть высший идеал и благо».
Храм естественно похож на тысячи своих собратьев по всему Рейху, но была в нём одна особенность, известная лишь узкому кругу лиц, этакая своя потаённая изюминка – дополнительная комната, спрятанная за самым тёмным и неприметным углом в строении.
Комната самая обычная: мраморный пол, в котором можно было увидеть собственное отражение, одно витражное окно, хрустальная люстра, диван, книжный шкаф, забитый разными книгами, в углу стол и два стула, а в центре простенький алтарь. Помещение, как и весь храм, было наполнено запахом приятных и настоящих благовоний, а не тех дурманов, что разжигают на праздники.
У окна занял место высокий стройный мужчина, облачённый в кожаное пальто, с длинными светлыми волосами, которые ниспадают до плеч. Его вид весьма удручает: повисшие синеватые веки, уставшие глаза, в которых сиял больной блеск, покрывшиеся сетью лопнувших капилляров, легко дрожащие руки и некоторая потерянность… всё это похоже на картину заболевания психики. В это время на стуле, почти в самом углу сидел лысый человек в приличном классическом костюме. Лицо его было изрядно помято и покрыто шрамами, отражая те битвы, что он сумел пройти. Вид у этого человека вызывал уважение, ибо от него так и исходит надёжность. Это Верховный Мортиарий – глава личной Гранд–Гвардии Канцлера.
Канцлер был вечно благодарен этому человеку и считал его практически как за друга, несмотря на кажущийся формализм и холод в их общении. Правитель всегда помнил, как помог ему этот человек – после выхода из психиатрии Канцлер постоянно искал поддержку. Он не мог в одиночку справиться с Верховными Лордами, ибо их власть и контроль над ним была практически безгранична. И практический отчаявшийся Канцлер обратился к тем, кто всегда шёл на острие революций и переворотов – элитным войскам. Канцлер пошёл на отчаянный шаг – он всё рассказал им, полностью раскрылся тем, кому доверился. И они ответили ему. Никто не посчитал диктатуру Лордов справедливой и отвечающей благу народа, таким, каким его видели солдаты. Два полка дворцовых войск – элитных спецназовцев негласно встали на сторону Канцлера, а во главе их стоял ветеран многих войн и тайных спецопераций, разумный политик и неумолимый боец – Теренций. И именно эти умелые бойцы стали исполнителями в операции по устранению олигархов.
Внезапно, нависшую тишину прервал вопрос Верховного Мортиария:
– Господин Канцлер, что скажите по нашей последней операции? – вопросил Теренций, ожидая для себя похвалы.
– Теренций, ты ж знаешь, что смерть этих червей хоть и была мне приятна, но не сделала меня счастливым. Кстати, что с последним?