Но всё же волнения приступом брали душу парня. Командору не было всё равно на остальных подростков, и как они будут жить. Он заботился о них потому, что они друзья Габриэля. Но именно этот парень его волновал его больше всего и Командор не раз просил о более вольготных условиях для Габриеля. Несмотря на то, что Эстебан уже исполнил клятву, не раз защитив юношу от нападок чёрной воли Архиканцлера, мужчина всё равно чувствовал себя должником. И даже сейчас Эстебан чувствовал некий дискомфорт в душе от того, что не смог дать юноше более лёгкие условия.
– Хорошо. – Сквозь скрежет души выдал Эстебан. – Спасибо вам за оказанную помощь.
– Это не приступ альтруизма, чтобы нас благодарить. Когда-то вы помогли нам, теперь мы выплачиваем долг вам. Господин Эстебан, ваш мир построен на добросовестности, вере, самопожертвовании и взаимопомощи. Наш мир устроен по-другому. Запомните, вы попали в Либеральную Капиталистическую Республику, а значит и законы, по которым течёт наша жизнь – шакалинные, и падальщичьи. Это мир не благородных волков и ясных ястребов. Нет, тут правят как раз-таки шакалы и падальщики. При первой возможности вас ужалят в спину или вонзят нож. Вас повалят и пригвоздят, чтобы вы больше не смогли встать. Тут нет морали, только «капиталистическая инициатива». Вы должны запомнить это.
– Хм, – ухмыльнулся Эстебан, – я видел Рим в руинах и как он кровью восстал из праха. Я увидел, как «крестовые походы» нашего Первого Канцлера стирали целые страны в порошок. Я был свидетелем, как тоталитарный «Молот Императора» и его наиправеднейшая вера в государство крушили всех несогласных. Но я никогда не видел мира, обречённее вашего, ибо то, что творится здесь, во сто крат хуже того, что за стеной.
На лице клерка Компании расцвела лёгкая улыбка, хитрая и коварная. Края его губ, а затем и сами губы, похожие на кинжалы, разверзлись, исторгая слова:
– Ваши слова понимают многие в Корпорациях, но сотни миллионов жителей Либеральной Капиталистической Республики за ваши слова готовы вас порвать в клочья. Если вы говорите, что не видели ничего безнадёжнее Микардо, то я вам советую заглянуть в то, что именуется «Центром Свободы», где миллионы людей принимают то место, как «рай на земле». Если сейчас вы это скажете на какой-нибудь площади, то завтра вас будут лечить мощными транквилизаторами и дубинками в больнице для душевнобольных. Поймите, господин Эстебан, в нашем абсолютно свободном мире, нельзя говорить то, что противоречит самой свободе. Такова аксиома нашего общества и это аксиома – нерушима и вечна.
– Ваш мир точно болен.
– Но миллионы считают иначе. Для них, кто заявляет о «несвободе» – болен и неважно, что имел ввиду человек.
– Бред, – Прозвучали злобным рычанием и отторжением буквы слова.
– «Всё то, что оппонирует свободе должно быть уничтожено и скинуто в забытье, даже если это жизни людей, ибо так куётся истинная Свобода и Права». Так сказал Культ Конституции, а значит, это стало аксиомой.
– Культ Конституции? – С недоумением прозвучали слова вопроса. – Я в проклятых местах этой страны был, но очень давно. Но когда я отсюда бежал, не было никого Культа Конституции. Только припоминаю нечто схожее с партией, которая стремилась возродить в преизбыточном объёме «старые и истинные права и свободы».
– Это была «Партия Сохранения Свободы и Веры в Конституцию». – Сухо, как и всегда, пояснил слуга Корпорации. – Вы разве не знаете нашей истории?
– Расскажите мне, пожалуйста. Я отсюда съехал, когда был подростком.
– Хорошо. Сначала, это было обычное движение ревнителей абсолютной свободы, коих имелось неисчислимое множество на развалинах старой Европы. Но что-то в ней понравилось людям, горел в сердцах её последователей огонь, от которого воспламенялись души людей. Через пару лет началась экспансия партии везде и повсюду. Она раскинула свои щупальца всюду, куда могла только дотянуться. Район за районом, регион за регионом, её отделения открывались повсеместно, привлекая к себе, как можно больше людей. Её влияние распространялось, как чума. И, в конце концов, последователи Партии заявили, что начнут создание нового государства, под своей эгидой и идеями абсолютно либерализованой свободы. И там, куда не добрались идеи южной автократии, восточного коммунизма, откликнулись разрозненные земли, ещё чтущие старые «свободы». В это время сообщество разработало и конституцию новой страны, написав её так, что она напоминает сбор сумасбродных религиозных текстов и стихов, нежели юридический документ. И так, Партия Сохранения Свободы и Веры в Конституцию, переродилась в Культ Конституции, что стянул под своими знамёнами треть старой Европы.