— А… разве… — Дашка оглядела зал в поисках музыки. Оказалось в ее отсутствие сюда притащили огромную плазму и сейчас ей занимался Саня, настраивая каналы.
— Маэстро, можно музыку, — заказал Стас.
— Только если Дашенька пообещает потанцевать со мной тоже, — улыбнулся обычно молчаливый Саня.
— С большим удовольствием, — рассмеялась Дашка. Она просто купалась в море мужского внимания.
Наконец заиграла музыка, и Стас закружил Дашку по огромной зале. Тем временем все остальные гости спустились вниз и к танцующим присоединились еще две пары. Саша наблюдал за танцующими, потягивая минералку из стакана.
Он все так же не пьет спиртное, отметила про себя Дашка. Она краем глаза, краем сознания постоянно следила за ним. Он раздражал ее обнаженные нервы своим присутствием. Кровь бурлила от одного его присутствия, и она боялась сделать какую-нибудь ошибку. Хотя, в конце концов, кому какое дело?! Она перепорхнула от Стаса в объятия Сани и снова закружилась по залу.
Это действительно была новогодняя сказка! Шикарная переливающаяся всеми цветами радуги елка до потолка, музыка, снежные сугробы за окном, залитый светом зал, стол, накрытый белыми скатертями, текущее рекой шампанское и, конечно, множество мужчин, в комплиментах которых она купалась. Чего может пожелать еще женщина?… Может быть, вместо всего этого… того одного… единственного?…
Дашка, зазывно переливаясь смехом, взбежала на второй этаж. Ей нужно было поправить прическу и макияж — это, конечно, официальная версия. На самом деле, ей нужно было побыть одной, нужно было перевести дух от игры, которую она сама же и затеяла. От той игры, которой она пыталась наслаждаться, но которая не давала ей дышать. Убрав с лица маску улыбки, она на секунду остановилась, переводя дух, прикрыла глаза и дернула ручку двери.
— О! Прошу прощения!
Она перепутала комнаты, как неловко! И она уже собралась было выходить, аккуратно прикрыв за собой дверь, когда смысл увиденного стал доходить до ее сознания. Она медленно повернулась.
Он уже натягивал пуловер через голову. Надо ж было ей войти именно в тот момент, когда он менял запачканный шашлыком свитер. Ну да! Он засмотрелся, как красиво она откидывает голову, когда так заразительно смеется над шутками Стаса. Так засмотрелся, что уронил вилку с шашлыком в соусе. В общем, косорукий ревнивец!
— Что это? — спросила она, застыв в проеме двери. Как красиво отливают матовостью ее плечи в полумраке.
— Что? — невинными глазами посмотрел он на нее.
Слишком невинными. Если бы она знала его чуть хуже… но она знала его достаточно, чтобы сразу понять, что он врет, что она застала его врасплох.
— Что это у тебя на груди? — более окрепшим голосом снова поднажала она.
— Ах это?! — он потер рукой грудь сквозь джемпер. — Да так, бандитская пуля. Пойдем к гостям!
— Не морочь мне голову! Я, конечно, не врач, но даже я могу сказать, что такого шрамяки не бывает от комариного укуса, — она сама чувствовала, что все больше взвинчивается.
— Даш, — попытался он ее урезонить. Знал же, что с Дашкой это не пройдет!
— Тебе делали операцию? — обвиняющим тоном.
— Даш, — он впервые за вечер называл ее по имени. Полоснуло как ножом. — Это не важно. Идем к гостям. Стас наверняка тебя заждался, — и в этом даже не было сарказма, только тихая улыбка.
— Тебе вскрывали грудную клетку? — от ужаса ее голос опустился до шепота.
— Даш, не стоит так драматизировать. Ну, сделали операцию, ничего страшного — теперь все в порядке.
— И как давно?
По тону ее голоса он понял: шутки кончились, и сейчас именно тот момент, та точка невозврата, после которой либо решится все, либо… либо сожалеть об этом будет бесполезно.
— Когда ты летела из Франции, мне делали операцию на сердце. Врожденный порок.
— Врожденный? — ее глаза округлились от удивления.
— Ну да — усмехнулся он. — Вот так жил больше тридцати лет и этот порок совершенно мне не мешал, а тут вдруг… ну не вдруг конечно — поистрепал я свой организм, вот и…
— Почему ты мне ничего не сказал? — тихо спросила она. Этот тихий голос, полный ужаса и сожаления, без тени обвинения выбил его из колеи.
— Можно подумать ты бы носила мне передачки в больницу, — усмехнулся он защищаясь.
Если бы он сказал это другим тоном или другими словами, но так! Ее настолько задела эта его фраза, что она почти выкрикнула:
— Да! Да, представь себе! Носила бы передачки!
Вся боль, так и не выплеснутая за месяцы одиночества, а усиленно затолканная глубоко внутрь, теперь вырвалась наружу:
— Да, и сидела бы возле постели если надо! И судно бы выносила! — голос срывался на крик.
Между ними повисла тишина.
И вдруг совсем не осталось сил бороться и защищать себя. Как будто выпустили весь воздух. Она обмякла и только и смогла произнести тихим почти безразличным тоном:
— Какого же ты мнения обо мне должен быть…
— Я — о тебе? Я??? — его глаза метали громы и молнии. — Я? А ты? Ты! Какого ты обо мне мнения, если не хотела, чтобы я был отцом твоего ребенка?
— О чем? — она непонимающе уставилась на него. — О чем ты говоришь?
— Когда ты думала, что у тебя задержка, что ты мне сказала?! Что ты не хочешь, чтобы я был его отцом! — зло прошипел он. Она все-таки вывернула его на изнанку!
— Что?!!!
И только теперь Даша вспомнила тот вечер.
Они тогда долго бродили по супермаркету, заехали туда специально поздно, чтобы было поменьше народу. Ей нравилось скрываться от него в разных рядах и чувствовать ощущения невыразимого счастья, когда он неизменно находил ее. В очередной раз он появился с бутылкой шампанского.
— Ого! Это в честь чего? — улыбнулась она.
— Это очень хорошее шампанское, — он посмотрел на бутылку. — Хочу, чтобы ты попробовала.
И она попробовала. Она даже не ожидала, что так надерется от бутылки шампанского! Но окосела она с первого же бокала. Ему нравилось, когда она была навеселе. Он говорил, что она смешная и игривая, и он не может устоять перед ней в таком состоянии.
А потом они лежали в постели, восстанавливая дыхание после бурного секса. И она вдруг подумала, что они не предохраняются, а таблетки она начала принимать с небольшим опозданием. И вообще у нее задержка. Поэтому она и начала этот разговор на пьяную голову:
— Слушай, ты знаешь, у меня задержка. В принципе ничего быть не может, потому что я пью противозачаточные, но все может быть…
Она не заметила вспыхнувшую на его лице надежду.
— Нет, конечно, ничего нет, но все-таки…
Он улыбнулся:
— Мне нравится, как ты формулируешь мысли, когда пьяненькая.
— Я не пьяная! — возмутилась Дашка. — И вообще!
— Безусловно, — подтвердил он, с улыбкой глядя на нее.
— Я… — она вздохнула и резко села, подтянув одеяло к груди и надув губки. Снова выдох. — Слушай, если вдруг все-таки да, я хочу, чтобы ты знал заранее.
— Ага, — он нежно гладил ее плечо.
— Погоди, — он отвела его руку. — Ик… ты меня отвлек. ик…аешь!
— Ооо! Дашка, давай попьем водички!
Принеся ей воды и удостоверившись, что икота прошла, он переспросил:
— Ты хотела сказать, что если да?
— Да! Ты… Ну, мне не восемнадцать лет. И… в общем, аборт я делать не буду, независимо от твоего решения. Но мне от тебя ничего не нужно, я справлюсь сама.
— Ты все всегда делаешь сама, это я уже понял, — прошептал он. — Давай спать, — хмуро сказал он.
Она тогда не заметила его почерневших как штормовое море глаз.
— Я… я хотела тебя освободить… — прошептала она, перебирая пальцами швы на покрывале кровати. Она сама не заметила, как оказалась сидящей на уголке кровати.
— От чего? От себя?
— Всегда не понимала, когда привязывают мужчину ребенком, — буркнула она.