Подошел поезд, из вагона вышел сэр Джон, и сердце у Джин упало. Он был мрачен, бледен, уныл и тяжело опирался на руку толстого джентльмена в черном. Это преподобный мистер Фейрфакс. «Зачем же он приехал, если тайна выплыла на свет?» — подумала Джин, медленно двинувшись им навстречу: ей страшно было прочесть у сэра Джона на лице свой приговор. Он увидел ее, отстранил руку друга и бросился ей навстречу с пылом молодого влюбленного, схватил ее ладонь, просиял и радостно воскликнул:
— Душенька моя! А ты уж решила, что я никогда не приеду?
Облегчение было столь сильно, что она даже не смогла ответить, лишь прижалась к нему, хотя тому было не место и не время — было ясно, что последняя надежда ее не подвела. Мистер Фейрфакс оказался на высоте. Не задав ни единого вопроса, он поспешно подвел сэра Джона и Джин к экипажу, да и сам сел туда же, рассыпавшись в извинениях. Джин скоро пришла в себя и, рассказав, как напугала ее долгая задержка, с интересом принялась выслушивать рассказ сэра Джона о всевозможных недоразумениях, которые его задержали.
— Ты видел Эдварда? — был ее первый вопрос.
— Пока нет, но я знаю о его приезде, знаю и о том, что он едва не погиб. Я и сам собирался ехать этим поездом, но задержался в силу дурного самочувствия: тогда я его проклинал, теперь благословляю. Джин, ты готова? Или ты раскаялась в своем выборе, моя душа?
— Нет-нет! Конечно, готова, и просто счастлива, что стану вашей женой, дорогой мой, великодушный сэр Джон! — воскликнула Джин с неподдельной радостью, которая тронула старого джентльмена до глубины души и разом очаровала достопочтенного мистера Фейрфакса, который скрывал под сутаной романтическое сердце юноши.
Они доехали до Холла. Сэр Джон распорядился, чтобы никого не впускали, и после поспешного ужина послал за старой экономкой и управляющим, изложил им свои намерения и попросил их стать свидетелями бракосочетания. Жизнь приучила их подчиняться, в их глазах Хозяин не мог сделать ничего дурного, поэтому они с готовностью согласились, тем более что Джин успела стать в Холле всеобщей любимицей. Бледная — лицо в цвет платья, — но твердая и спокойная, она стояла рядом с сэром Джоном, внятно произносила свои клятвы и обещала быть ему верной и преданной женой с покорностью, какую выказывает далеко не каждая невеста. Когда сэр Джон надел ей на палец кольцо, лицо ее озарилось улыбкой. Когда он поцеловал ее и назвал «своей женушкой», она уронила слезу искреннего счастья, а когда мистер Фейрфакс обратился к ней «миледи», она мелодично рассмеялась и бросила полный ликования взгляд на портрет Джеральда. Едва вышли слуги, явился посыльный от миссис Ковентри: сэра Джона просили немедленно прийти.
— Неужели ты вот так сразу меня оставишь? — взмолилась Джин, прекрасно зная, почему его позвали.
— Душа моя, я должен. — Несмотря на нежность, в голосе сэра Джона звучала твердость, и она не решилась ему перечить.
— Тогда я пойду с тобой! — воскликнула Джин, помня о том, что теперь уж никакая земная сила не сможет их разлучить.
Глава IX. Леди Ковентри
Когда улегся переполох, вызванный появлением Эдварда, и даже прежде, чем его успели расспросить о причине неожиданного приезда, он сказал, что удовлетворит их любопытство после ужина, а до тех пор просил оставить мисс Мюир в покое, ибо она получила неприятную новость и тревожить ее не стоит. Домочадцы не без труда сдерживали языки и с нетерпением ждали. Джеральд признался брату в любви к Джин и попросил у него прощения за свое предательство. Он ждал бурной сцены, но Эдвард лишь бросил на него взгляд, полный жалости, и печально произнес:
— И ты тоже! Не стану тебя упрекать, ибо понимаю, что тебе придется пережить, когда откроется правда.
— Ты о чем? — насторожился Ковентри.
— Скоро узнаешь, бедный мой Джеральд, и будем потом утешать друг друга.
Больше им ничего не удалось из Эдварда вытянуть, пока ужин не закончился и слуги не вышли — остались лишь члены семьи. Только тогда — бледный, хмурый, но не утративший самообладания, ибо невзгоды превратили его в мужчину, Эдвард вытащил пачку писем и сказал, обращаясь к брату: