— Я с ним встречусь? — Виктору самому не понравилось, как прозвучал его вопрос, но он все же положил руку на плечи Арабеллы.
Она как будто не заметила его жеста и продолжила разговор:
— Если он распутается с этой крошкой из Швеции… или откуда она там…
Солнце вывалилось наконец из облаков, осветило церковь, казавшуюся слепленной из мокрого мела. Окружившие церковь святые как будто ожили и приподнялись на цыпочки, протягивая мраморные руки к своему небесному владыке. Арабелла почувствовала, как Виктор замедлил шаг.
— Потрясающе, да?
— Церковь?
Арабелла покачала головой и свернула в узкий проулок, где траттория выставила стулья под распростертым крылом навеса. А во второй дом как раз входили люди, невидимые отсюда.
— Венеция, — наконец ответила она.
26
Шоколад в лепестке фарфоровой чашки остывал. Судья к нему даже не прикоснулся. Джанлукка мялся перед господином, чуя недоброе и не смея поднять глаз.
— Что нового, Джанлукка? — задал наконец свой обычный вопрос судья.
У слуги отлегло от сердца. Может, ничего страшного и не случилось.
— Еще один славный день Республики, ваша честь, — привычной формулой ответил он и подумал, не стоит ли проявить инициативу и спросить насчет свежей чашки шоколада. Но судья прикоснулся сухими пальцами к бумагам, содержания которых Джанлукка разобрать не мог, так как они лежали слишком далеко от него.
— Неужели?
— Разумеется, ваша честь, — с жаром заверил слуга, ни в чем более не уверенный. — Температура на шесть градусов выше вчерашней, уровень воды в Большом канале на три сантиметра ниже. Вдова Варади только что принесла свежий хлеб, ваш любимый. — Он почтительно откашлялся. — Трехзерновой.
Пальцы судьи медленно зашевелились. Он выбрал из стопки листок и протянул его Джанлукке:
— Узнаешь?
Джанлукка нагнулся вперед и вгляделся.
С грохотом упал на пол поднос, горячая жидкость обварила лодыжки слуги и испортила ковер. Он узнал один из множества документов, которые он целых два десятка лет крал из подвальных архивов и продавал синьору Миммо. На вырученные деньги он дал хорошее образование двум своим детям и купил жене столовый гарнитур красного дерева.
— Ваша честь… — пробормотал слуга.
— Я стар, слеп, не замечу, меня можно обманывать? Так? — Судья упруго поднялся, помолодевший от прилива людоедской энергии. — Воры не должны красть у воров, Джанлукка.
— Смилуйтесь! — Джанлукка был охвачен безумным ужасом.
— Это не ко мне. Милость — хлеб Девы Марии. Я в ее дела не вмешиваюсь.
— Я раскаиваюсь и приму любое наказание, которое ваша честь сочтет…
— Разумеется. Ты только вот что скажи. Общался ли ты с кем-нибудь, кроме этого мелкого бюрократа? Шпионил ли за мной еще для кого-нибудь? Напряги память.
Стенная панель за Джанлуккой бесшумно повернулась, к нему протянулись руки, вооруженные куском проволоки.
— Нет-нет, что вы! Я только хотел добыть для семьи немного денег. Никогда я не общался с предателем! Можете мне вер… кхррр…
Гаррота перерезала шею слуги почти до позвоночника. Труп глухо ударился об испачканный ковер. От него несло вонью свежих испражнений. Судья обошел труп, встал перед камином и скормил листки радостно вспыхнувшему пламени. Последняя память о покойниках прошлых дней исчезла в огне. Двое опрятных молодых людей в хорошо сидящих костюмах убрали труп, другие двое поправили мебель. Одна уборщица смывала с ковра шоколад, другая занялась пятнами крови. Внизу кто-то из прислуги договаривался с химчисткой по поводу обработки громоздкого ковра. К ужину Джанлукка уже нашел покой на дне лагуны. А предатель скоро будет обнаружен.
Глядя в огонь, судья пригубил наконец шоколад. Напиток остыл окончательно, но старик не мог припомнить, когда каждый глоток этого густого питья доставлял ему такое наслаждение.
27
В траттории они засиделись. Постоянные посетители бросали взгляды на смеющуюся до слез молодую женщину, сочувствовали ее слепоте и завидовали блондину в шикарном костюме, утиравшему ее слезы.
Виктор более не пытался держать дистанцию. Он хотел побольше узнать о ней, о ее семье, но Арабелла только улыбалась да потягивала вино. Вдруг ее рука протянулась через стол и сжала его ладонь. Пожатие наставника, но ни в коем случае не интимный знак.
— Мне надо поработать над итальянским вариантом для наших шакалов из «Оссерваторе романо» и подобных берлог. — Арабелла вынула губную помаду и уверенным жестом подвела губы.