— Только так, — еле смогла со злобным торжеством произнести она. — Единственное, что доставляет удовольствие таким старухам, как я, — это чувство, что я могу заставить всех плясать под свою дудку. Быть старой, богатой и иметь бедных наследников так же здорово, как быть юной, красивой и иметь сестер-дурнушек.
— Да уж, — хихикнул Мерлин. — Знаю. Завидую вам.
Она кивнула, прищурившись.
— Я была здесь последний раз сорок лет назад, — сказала она. — Вы были молодым человеком, и вы были готовы служить по первому знаку!
— Вы правы, — признал он.
— Мой визит, должно быть, вам запомнился.
— На всю жизнь! — воскликнул он. — Я думал… Я думал поначалу, что вы были настоящей — человеком из плоти и крови, я хотел сказать.
Она рассмеялась.
— Многие думали, что во мне нет ничего человеческого.
— А теперь, — с волнением продолжил Мерлин, — я понимаю. Нам, старикам, позволено все понимать — ведь ничего уже не имеет особого смысла. Теперь мне ясно, что тогда, когда я смотрел, как вы танцевали на столе, вы были всего лишь моей романтической грезой о порочной и прекрасной даме.
Казалось, она была где-то далеко, и ее голос прозвучал, как эхо забытого сна.
— О, как я танцевала в тот вечер! Я помню…
— Вы были для меня искушением. Я был уже почти в объятиях Оливии — а вы шептали о том, что я должен быть свободен и сполна насладиться своей юностью и легкомыслием. Но, кажется, чары в последний момент не подействовали. Все произошло слишком поздно.
— Вы очень стары, — с непроницаемым выражением произнесла она. — Я и не думала…
— Я помню, что вы сделали для меня, когда мне было тридцать пять. Вы потрясли меня, перекрыв тогда движение на улице. Это выглядело так величественно. Красота и сила, которые вы излучали! Даже моя жена смогла вас увидеть — и она вас испугалась! Несколько недель после этого мне хотелось ускользнуть из дома в темноту и утопить скуку существования в джазе, коктейлях и женщине, которая вернула бы мне молодость. Но потом… я уже больше не знал, как это сделать…
— А теперь вы так стары…
С благоговейным страхом она отшатнулась от него.
— Да, оставьте меня! — воскликнул он. — Вы тоже постарели! Дух пропадает вместе с упругостью кожи. Вы пришли сюда только затем, чтобы напомнить мне о том, о чем мне лучше было бы забыть: что быть старым и бедным хуже, чем старым и богатым, что мой сын имеет право швырнуть мне в лицо, что я старый неудачник?
— Давайте мне мою книгу, — хрипло приказала она. — Поспеши, старик!
Мерлин еще раз взглянул на нее и покорно подчинился. Он поднял книгу и подал ей, покачав головой, когда она протянула ему деньги.
— К чему притворяться, что вы готовы мне заплатить? Когда-то, именно здесь, вы разрушили всю мою жизнь.
— Да, — гневно промолвила она, — и я рада. Очень может быть, что именно здесь было сделано все, чтобы разрушить мою жизнь!
Она бросила на него взгляд, в котором читалось презрение, но в то же время и плохо скрытая неловкость, — и, бросив внуку короткое приказание следовать за собой, пошла к двери.
И она удалилась из его магазина и из его жизни. Скрипнула дверь. Вздохнув, он развернулся и мелкими шажками направился к стеклянной перегородке, за которой хранились пожелтевшие документы и умудренная годами, морщинистая мисс Мак-Крекен.
Мерлин взглянул в ее высохшее, усыпанное морщинами лицо с какой-то непонятной жалостью. Она-то, в любом случае, получила от жизни гораздо меньше, чем он. Никакой бунтарский романтический дух, являющийся лишь избранным, не приносил ей незабываемых впечатлений, не вносил в ее жизнь «изюминку» и восторг.
Мисс Мак-Крекен подняла голову от бумаг и спросила:
— Ну как старушка? Все такая же скандальная?
Мерлин вздрогнул.
— Кто?
— Старая добрая Алисия Дэйр… Ах да, она ведь уже давно миссис Томас Аллердайс — вышла за него лет тридцать назад.
— Что? Я вас не понимаю, — Мерлин с широко раскрытыми от неожиданности глазами рухнул на вращающийся стул.
— Ну как же, мистер Грейнджер, не говорите мне только, что вы ничего о ней не слышали — десять лет она была главной достопримечательностью Нью-Йорка. Ну как же… А когда шел бракоразводный процесс с Трокмортоном, ее появление на Пятой авеню привлекло столько зевак, что там даже остановилось движение. Разве вы не читали об этом в газетах?
— Я никогда не читал газеты, — его дряхлая голова начала кружиться.