– И все же...
– Поверь мне, Джаханара, мужа для тебя будут подбирать со всей тщательностью. За грубияна и хама тебя никто не отдаст. Это будет человек, от которого в определенной степени будет зависеть судьба империи. И ты будешь обладать властью – как его жена. Большой властью. И я надеюсь, что, исполняя свой долг и используя свое влияние, вы сумеете полюбить друг друга.
– Но разве можно полюбить незнакомого человека?
К моему удивлению, мама улыбнулась:
– А я чем не пример?
– Ты?
– Конечно. Пусть твой отец и полюбил меня с первого взгляда, но мне-то до него не было никакого дела. Кто он для меня был? Избалованный принц, столь же чуждый мне, как и седина – моим волосам. Я вовсе не хотела выходить за него замуж... мечтала только о том, чтобы целоваться с Ранджитом!
– С Ранджитом? Но я никогда о нем не слышала.
– Тише, – заговорщицки произнесла мама. – Это другая история для другого раза. Надеюсь, ты поняла меня, Джаханара? Я и твой отец тоже не знали друг друга, а теперь мы неразлучны. Так почему твоя судьба должна быть иной?
Хотя ответа у меня не было и я призналась в том маме, настроение у меня улучшилось. Мысли о замужестве я задвинула в дальний уголок сознания и заперла их там на замок. Потом я спросила маму о Ранджите. Мама шепотом стала рассказывать о нем, а я внимательно слушала, гордая тем, что она доверила мне свою тайну. Когда наконец мы пришли домой, мама поцеловала меня в щеку:
– А теперь иди. Поплескайся в реке.
Я поспешила в гарем, собрала своих братьев, сообщила им, что мы на время освобождены от занятий. Братья радостно загалдели. Потом, стараясь идти быстро, насколько это позволяли приличия, я направилась в свои покои, которые находились поблизости. Там я сняла с себя свой пышный наряд, потому что давно уже поняла, что друзья в моем обществе чувствуют себя более непринужденно, если я одета так же, как они. Я надела хлопчатобумажное платье, а драгоценные украшения заменила простыми кольцами.
В мою комнату вошла Ладли. Увидев мой наряд, она рассмеялась. Ладли была старше меня на год, и она была моей лучшей подругой. Как и у Низама, кожа у нее была смуглая, а вот лицо, в отличие от его приплюснутого, отличалось тонкими чертами. Ладли была красива, и, если б ее родила императрица, а не белошвейка, из нее получилась бы восхитительная принцесса.
С братьями мы встретились за стенами гарема. На всех была поношенная одежда. Только Аурангзеб вырядился в желтую тунику – форменную одежду всадников армии отца. Шах и Мурад, обычно спокойные, беспрестанно болтали, будто старые вдовушки. Дара, неизменно бравший на себя роль вожака во время таких редких вылазок, двинулся к реке. Шаг у него был уверенный, твердый, и вскоре, следуя за ним, мы покинули Красный форт.
Прохожие нас не узнавали и кланялись только тогда, когда замечали Аурангзеба. Он не отвечал на приветствия, кивнул только нескольким солдатам. Какой-то воин подшутил над нарядом Аурангзеба, которому было велико его платье, да и меч тоже был не по росту – почти касался земли. Мой брат насупился и ускорил шаг.
Пробираясь вместе с братьями сквозь толпы народу, я заметила, что Низам следует за нами, лавируя между торговцами. Потом он скрылся за привязанными верблюдами. Раб, без родителей, без будущего, а такой преданный – уму непостижимо, думала я. Конечно, его сделала таким доброта мамы. Сама я плохо представляла, как смогла бы пережить гибель своих родителей.
Я продолжала думать о Низаме, пока мы шли через фруктово-овощной базар, где с деревянными блюдами на головах стояли женщины. На блюдах лежали дыни, виноград, перец, миндаль. Активно шла меновая торговля, юные торговцы всячески обхаживали своих потенциальных покупателей.
Покинув базар, мы спустились по винтовой лестнице и пошли по мощеной улочке, вскоре обогнав священника-иезуита. От его бархатного одеяния воняло тухлой бараниной. Обходя тело мертвого индуса в ярком ритуальном одеянии, ожидавшее сожжения на погребальном костре, я наткнулась на слепого нищего, которому подала несколько монет.
Вскоре мы ступили на широкий скат из песчаника, ведущий из Красного форта. Под скатом во рву, окружавшем крепость, плавали крупные цветные карпы. Ров был шире, чем улица, и довольно глубокий. За стенами Красного форта в Агре царило еще большее столпотворение. До реки идти было недалеко, но мы с трудом проходили по запруженным народом улицам, где мелькали столь же разные оттенки кожи, как монеты в кошельке торговца. В цвете лиц, что встречались мне на пути, в бесконечных сочетаниях глаз, носов и губ угадывались черты греков, ариев, гуннов, афганцев, монголов, персов, турков – народов, покорявших наши земли.