В тот же день, сидя в сигуранце, Лукницкий долго вглядывался в фотографии сотрудников советского посольства, но ни «блондина», ни «кудрявого» не обнаружил.
— Что ж, придется просмотреть картотеку проживающих в Бухаресте русских беженцев. Их много, но я вам дам помощников. До завтра! — сказал майор Тройлеску, пожимая ему руку своими мясистыми, потными пальцами.
Спустя три дня галерея «блондинов» и «кудрявых» начисто стерла из памяти лица тех, кого он искал. На том дело, казалось бы, и кончилось.
Однако спустя неделю Тройлеску предложил Лукницкому проехаться с ним в Плоешти.
«Кудрявого» он опознал сразу, увидев его медленно идущим по улице. Это был солдат белой армии Иван Савицкий. Несколько месяцев тому назад он подал заявление с просьбой вернуться на Родину. И каждые две недели приезжал в Бухарест, в советское посольство. Проживал он в доме Петру Путеску, рабочего-нефтяника, брата Георгиу, слуги японца.
— Петру на заметке у полиции, — заметил майор, устремив в пространство взгляд карих глаз и хмуря черные брови. Потом, побарабанив мясистыми пальцами-молоточками по боковой подушке машины, которая уже мчалась в Бухарест, добавил: — Вроде бы и с нашей, и с их стороны все логично. Но что за блондин? Вы не ошиблись? — И майор расплылся в улыбке.
— Интуиция мне подсказывает…
— «Интуиция»! Гм! А почему интуиция не подсказала вам проследить блондина? Ну, ладно! Не говорите только ничего господину сотруднику посольства. Сами справимся.
На том они расстались.
Весть о присоединении Буковины и Бессарабии к Украине застала Околова и его хозяев врасплох. Шел июнь 1940 года. Срывался подготовленный ими план установки радиостанции в Кишиневе и переселения типографии «Льдина» в Черновицы. Нужно было срочно посылать в Бессарабию «Льдину», а с ней и Олега Чегодова, ему в Бухаресте наспех сфабриковали удостоверение, свидетельствующее, что имярек является польским беженцем, ранее проживавшим там-то и там-то.
«Как можно снабжать человека такой липой? — удивлялся Чегодов. — Значит, Жорж всех своих бывших товарищей, однокашников, друзей фактически посылает на смерть!»
27 июня, когда Чегодов садился в машину, которая должна была отвезти его на бухарестский вокзал, Околов подошел с ним прощаться и потянулся, чтобы его обнять, Олег отступил на шаг:
— Какие документы мне дал?! Торгуешь кровью!
Околов побледнел и замер с распростертыми руками.
— Никто тебя ехать, Чегодов, не заставляет. Если хочешь, мы сфабрикуем тебе новые, румынские документы! В Бессарабии сейчас неразбериха — все уже знают, что туда завтра входит Красная армия, так что там сам черт, а не то что большевики, ногу сломит. Деньги у тебя есть, а документы уж как-нибудь купишь. Есть и явки. Местные энтээсовцы помогут. Пойми, теперь придется организовывать в Бессарабии и на Буковине крепкое подполье со своей радиостанцией. Вагон с типографией из Бухареста пойдет сегодня ночью. Тебя встретят наши. Торопись. Советские войска вот-вот займут Бессарабию. Тебе предстоит работать в глубоком подполье. Пусть население и войска читают наши листовки! Не подведи! Ориентируйся по обстановке!
— Дурак ты или подлец, — буркнул Чегодов про себя, но так, что его мог услышать Околов, и направился к ожидавшей его машине.
28 июня 1940 года советские войска вступили в Бессарабию.
Вслед за типографией «Льдина» уже 1 июля при помощи румынского полковника Манулеску на лодке через Дунай были переправлены председатель румынского отдела НТСНП Лукницкий и молодой энтээсовец, житель Измаила Савченко-Бельский. Они повезли с собой рацию. На берегу их задержали советские пограничники; убегая, им удалось незаметно бросить аппарат в высокую рожь. Однако уже утром советские пограничники его обнаружили, а в полдень ими был арестован Савченко. Лукницкого спасла любовь к чарке. Добравшись до Измаила, он с утра завалился в кабак, и, когда после полудня нетвердыми ногами направился на явочную квартиру, увидел у калитки военного, он догадался, что его ждут. Хмель выскочил из головы, и незадачливый «офицер революции» Лукницкий пустился наутек по улице. Арестован он был уже позже.
Операция «Концерт» провалилась.