Справа в аллеях виднеются фигуры людей, спящих на скамейках. Это — безработные, для которых ночлег под крышей не по карману. Аллеи внезапно кончаются. На невысоком холме, возвышающемся среди луга, покрытого яркой зеленью, на гранитном пьедестале стоит позеленевший от времени памятник английскому мореплавателю и пирату времен королевы Елизаветы — адмиралу Френсису Дрейку. Облаченный в средневековые доспехи и шлем, он держит левую руку на эфесе меча, а правой опирается на земной шар. У подножия памятника, на скамейках, пригревшись на солнцепеке, спят безработные да несколько детей играют в песке под присмотром нянек. Луг кончается, еще несколько аллей, крутой спуск — и мы въезжаем в район доков Девонпорта. Несколько крутых поворотов по узким, вымощенным камнем улицам — проходам между складами, и вот мы у цели путешествия. Машина останавливается, и шофер показывает, куда надо пройти, объясняя, что дальше ехать нельзя.
Идем между зданиями складов и контор. У одного из складов толпятся молчаливые, хмурые докеры. Их больше полсотни. Это люди, ожидающие работы. Некоторые из них перебрасываются между собой отдельными фразами, другие ждут молча и терпеливо, держа в зубах давно пустые трубки. Когда мы равняемся с ними, из склада выходит плотный стивидор[9] с огрызком сигары в зубах и пальцем манит к себе ближайших докеров. Несколько человек направляются к нему и, остановившись, вопросительно смотрят на того, в чьих руках обед для семьи, плата за квартиру и, что греха таить, — щепотка доброго табака для изгрызенной пустой трубки.
Стивидор подходит и осматривает каждого с ног до головы, как барышник, покупающий лошадь. Наконец он выбирает одного и через плечо большим пальцем показывает в сторону склада, бесцеремонно отталкивает другого, который кажется ему недостаточно сильным и ловким, покровительственно хлопает по плечу третьего и, повернувшись на каблуках, направляется в склад. За ним идут двое счастливцев. Остальные докеры безмолвно и разочарованно смотрят им вслед.
Проходим склады и выходим на набережную. Несколько пароходов стоят под погрузкой, большая же часть причальных стенок пуста.
«Барнаул» стоит под угольным краном. Кран ковшом захватывает уголь из большого штабеля на берегу и с грохотом высыпает его в открытый люк бункера.
Мельдер смотрит на часы.
— Сейчас начнется обед, — говорит он.
Мы останавливаемся и ждем, когда кран перестанет работать, чтобы не лезть в угольную пыль.
На стенке набережной недалеко от нас лежит большой старый якорь, на нем сидит парень в морской куртке. Мельдер показывает на якорь рукой, поворачивается и идет, я иду следом за ним. Язык жестов Александра Александровича мне понятен. За всю дорогу он не проронил ни слова и после предложения обождать обеденного перерыва, кажется, больше не собирается нарушать молчание. Подходим к якорю и садимся на его гигантскую лапу. Достаю портсигар, протягиваю его Мельдеру и встречаюсь взглядом с нашим соседом, сидящим на веретене якоря. Протягиваю портсигар и ему. Он встает, берет папиросу, благодарит и, нюхая табак, с любопытством разглядывает мундштук.
В Англии не курят папирос. Большинство курит трубку, меньшинство — сигареты. Запах английского табака, приготовленного не таким, как у нас, способом, не похож на запах нашего.
Одет парень в обычный костюм английских моряков и докеров: грубая морская куртка с большими карманами, такие же брюки, крепкие поношенные ботинки и приплюснутая фуражка с большим, нависшим над глазами, потрескавшимся козырьком. Шея обернута грубым шерстяным шарфом. Лицо сильное, с широко расставленными серыми глазами. На шее, под подбородком, золотисто-рыжеватые колечки норвежской бородки. На вид ему лет двадцать пять. Загар дальних плаваний уже почти сошел с его щек.
Закуриваю и протягиваю ему спички. Он зажигает папиросу и рассматривает коробку спичек, затем спрашивает:
— Вы русские? Моряки?
— Да, — отвечаю я. — А как вы узнали?
— На спичках написано. Да и никто больше не даст безработному матросу закурить.
— Давно без работы?
— Шестой месяц. Раньше были сбережения, теперь плохо. — Помолчав, качает головой: — Очень плохо.