Так вот. В тот вечер мы приехали сюда. Я еще больше ненавидела Лорана, но мне нужно было что-нибудь возбуждающее, чтобы хватило духу совершить задуманное. Я боялась не выдержать. Кругом было много народу, громко играл оркестр, шумели люди у рулетки, ко мне подходили знакомые, поздравляли... Незадолго до одиннадцати я поднялась наверх купить сигареты с гашишем. Я чувствовала себя как на огне, когда достала сигареты. Выкурив одну, почувствовала страшное возбуждение. Я все время видела перед собой лицо Лорана - я имею в виду Лорана, который выглядел как Рауль. Я чувствовала себя холодной и очень сильной. Все зло, причиненное мне им, представало передо мной, я слышала голоса, которые разговаривали со мной. Голоса снова сказали мне делать все дальше, как мне велел Эдуар. Эдуар все очень тщательно продумал.
"Я уведу его в курительную,- сказал Эдуар,- а ты жди на лестнице. Когда он выйдет, подойди к нему, но убедись, что в холле никого нет".
Лоран вышел из курительной в одиннадцать... Я и сейчас как будто наяву все это вижу. Красный ковер на полу, в холле ни души, внизу играет оркестр, и часы бьют одиннадцать часов. И в этот момент из курительной выходит Лоран. Я сказала себе: "Держись, он ничего не должен заметить". И пока он шел мне навстречу и смеялся, я видела на его лице бороду Лорана.
"В карточной комнате, Луиза",- сказал мне Эдуар, и я все там приготовила. Когда в начале вечера Эдуар увел его в курительную, я пошла в карточную комнату, сняла со стены большую шпагу и спрятала ее под подушки на диване. Как мне нравилось ощущать ее тяжелую рукоятку в своей ладони и проводить ладонью по ее лезвию! "В карточной комнате,- слышала я голос Эдуара,- сегодня вечером никого не будет. И ты должна воспользоваться тяжелой шпагой - запомни, Луиза,- именно большой шпагой, и должна нанести удар по голове, чтобы рассечь ее, потому что... помни это, Луиза... если ты не обезобразишь ему голову, если не раскроишь ему череп, его могут тщательно изучить и установить, что это был не Салиньи".
Только в этот момент я понял значение того, почему убийство было совершено этим страшным оружием. Она готовилась изуродовать его лицо, чтобы обман не был раскрыт!
Теперь монотонность ее повествования сменилась поспешностью.
- Я сказала, что услышала, как часы пробили одиннадцать, когда увидела его выходящим в холл... Я курила сигарету. Я терзалась и закурила еще одну. В голове у меня слегка гудело, но это не важно. Я была спокойной и сильной.
Я повела его в карточную комнату. Я все время соблазнительно улыбалась, потому что думала: "Я делаю это ради Эдуара и отомщу за Рауля". Мы вошли в карточную комнату. Там еще горела лампа под красным абажуром. Он... Он медленно погладил меня по руке, и я взглянула ему прямо в глаза. И я почувствовала, что этот мужчина дрожит... дрожит от страсти... ко мне! Так мы с ним стояли, и меня почти завораживал его взгляд. Я ненавидела его и вместе с тем видела их обоих - своих двух мужей, одинаковых по внешности. У него не было каштановой бороды, но были карие, ужасно знакомые мне глаза. Потом он меня поцеловал. Это было ужасно. Я чуть не потеряла сознание. Но вовремя вспомнила, что пришла убить, и это дало мне силы выдержать поцелуй и даже ответить на него. Я бросила сигарету на пол, а потом вдруг вспомнила о ней. "Подожди, Рауль,- сказала я и улыбнулась.- Я уронила сигарету". Я подняла ее и тут вспомнила, что здесь не должно оставаться никаких улик. Поэтому я сказала: "Рауль, ты не откроешь окно, чтобы я выбросила сигарету? Здесь нет пепельницы". Он открыл окно...
Она помолчала, видно представляя себе эту сцену вновь.
- Мы подошли к дивану, и он потянул меня вниз, туда, где, я-то знала, за подушками лежала шпага. Он протянул ко мне руки. Я слышала, как оркестр закончил играть вальс и перешел к какой-то песне, я слышала, как за дверью восклицает крупье и разговаривают люди... Я была растеряна, но в душе у меня царило такое ледяное спокойствие и поднималась такая ужасная сила, что я могла бы задушить его голыми руками... Я была страшно спокойна и видела его лицо словно сквозь туман. "Рауль,- сказала я,- у меня на туфле расстегнулась пуговка" - и улыбнулась ему. Я склонилась так, что почти касалась правой рукой дивана, и вытянула ногу вперед. Когда он наклонился так, что я оказалась рядом с ним, я отпрянула в сторону. Он еще стоял на коленях... я словно ослепла, но вытащила шпагу и обрушила ее на Рауля, как топор... Я чуть не упала в обморок. От удара я потеряла равновесие и едва не упала. Я слышала, что оркестр доигрывал последние такты "Аллилуйи". И когда я открыла глаза, его голова покачивалась на полу, и капли его крови испачкали мне чулки...
О господи! Я думала ударить шпагой прямо ему по лицу, когда он посмотрит на меня, и рассечь его надвое, а вместо этого отсекла ему голову как палач...
Бледное лицо и медленно шевелящиеся губы, темные волосы и остановившийся взгляд... Как ни странно, она никогда не была такой привлекательной, как в этот момент признания. Я подумал о женщинах эпохи Ренессанса, в красоте которых таится жестокость, а за спиной прячется смертельный кинжал. "Я думала ударом шпаги рассечь его лицо пополам",- как загипнотизированная поясняла Луиза, без дрожи в голосе, поочередно взглядывая на нас. И у Килара вырвался стон. Он отвернулся к стене. Доктор Графенштайн смертельно побледнел. Мадам с удивлением посмотрела на них:
- Да... Но когда все было окончено, я стала очень спокойной. Я должна была помнить слова Эдуара... должна была помнить, как довести план до конца. Я убила его. Я казнила его. Он заслуживал! Как если бы он был казнен на гильотине... Но теперь мне оставалось действовать по плану. Потому что, понимаете, господа, он должен был обеспечить алиби и мне, и Эдуару! Нужно было сделать все так, чтобы ни его, ни меня не смогли обвинить в смерти Лорана. Эдуар сказал, что, после того как я убью Рауля, об остальном позаботится он сам.
Было чуть больше четверти двенадцатого. Я выглянула из карточной комнаты в холл. Никого не было видно. Я вышла. Никого. Только Эдуар ждал меня. Он страшно волновался и спросил: "Ты сделала это?" И я сказала: "Не надо так волноваться, cheri {Дорогой (фр.)}, ты слишком бледный. Я это сделала".- Она истерично захохотала.- "Кажется, кто-то идет по лестнице?" сказал он, и я ответила: "Нет, это всего лишь оркестр. Не будь простофилей". О, в холле было так пустынно. "Его голова валяется на полу". Мне показалось, что Эдуар упадет в обморок от этих слов. "Послушай,- сказал он.- Я говорил, что, когда мы сюда придем, я найду тебе кого-нибудь, чтобы поупражняться в обмане. Это может быть кто угодно. Но я придумал, кто это будет,- это будет детектив, сам Банколен! Он в салоне, сидит там со своими друзьями. А теперь ты должна сделать то, что я говорил,- и сделай это ровно в половине двенадцатого. Видишь часы на лестничной площадке? Скоро будет половина двенадцатого. Следи за своими часами и помни, что ты должна сказать ровно в половине двенадцатого. А теперь иди к Банколену. И расслабься, постарайся выглядеть обычной". И это он говорил мне, когда сам едва не потерял сознание! "Ты оставила какие-нибудь отпечатки пальцев?" - спросил он. "Не знаю".