Оборона рубежа Вислы представляла собой в те дни только одну полосу полевых укреплений. В случае если бы противник предпринял попытку перейти в контрнаступление с повторным форсированием Вислы, он легко мог прорвать эти укрепления и выйти на оперативный простор. Учитывая такую опасность, Верховное Командование приняло решение: спешно создать второй рубеж обороны, примерно вдоль трассы Люблин - Варшава.
Инженерное оборудование этого рубежа на участке Колбель - Глинянка было возложено на нашу бригаду. Правее нас такую же работу выполняла 3-я польская пехотная дивизия, а левее - части - знаменитого 2-го гвардейского кавалерийского корпуса Советской Армии.
Советские кавалеристы-гвардейцы были прославленными воинами. Это они в 1941 году в снежные бури и декабрьские трескучие морозы пошли громить тылы гитлеровской армии, рвавшейся к столице Советского Союза. Это они сражались бок о бок с пехотинцами-панфиловцами и танкистами генерала Катукова. Это они рубили фашистов насмерть в конных атаках под Горбово и Шаховской.
...Объем земляных работ был огромен. Только уланские полки нашей бригады должны были ежедневно отрывать около четырех тысяч погонных метров траншей. Работа чрезвычайно осложнялась заболоченностью грунта.
- Наступили и для нас черные дни, - иронизировали эскадронные острословы.
В этих шутках была доля правды. Кавалерия обычно не любит саперную лопатку, и польские уланы не являлись в этом отношении исключением. К тому же мы испытывали большие трудности с жильем. В деревнях бывшей панской Польши стояли не дома, а жалкие хижины, на которые недоставало даже дерева, - настоящие земляные норы, покрытые обветшалой соломой. К нашему приходу здесь все сохранилось в том же виде, как было еще при Элизе Ожешко{16}.
По этим нищим, утопавшим в грязи деревням ходили страшные, злобные слухи, распускаемые фашистской пропагандой и клеветниками из лондонского эмигрантского "правительства". Повсеместно орудовала разномастная польская реакция. Действовала еще подпольная военная организация лондонского "правительства" - Армия Крайова (АК). Вместо беспощадной борьбы с оккупантами и угнетателями своей Родины аковцы готовились нанести удар в спину Советской Армии и польской демократии, противодействуя силой отрядам Крайовой Рады Народовой {17} и работе членов ППР и ППС.
Осенью 1944 года выстрелы аковцев загремели в Белостоке, Люблине, под Варшавой. Аковцы стреляли из-за угла по советским офицерам и солдатам, освобождавшим Польшу от фашистского ига, по своим соотечественникам из 1-й Польской армии.
Однажды на заре в районе расположения кавалерийской бригады вдруг загудел набат. Разбуженный и перепуганный народ бросился к костелу. Там, на площади, вздымая к небу руки, дико кричали какие-то юродивые:
- Идите!
- Смотрите!
- Молитесь!
- Великое чудо свершилось у околицы: Христос залился кровью на кресте!
Толпа устремилась к околице, где стоял одинокий деревянный крест, каких сотни можно было встретить по дорогам Польши.
На кресте, высоко над головами собравшихся, висело изображение Христа. Оно было изрешечено пулями, и из каждой дырки жестяного распятья медленно вытекала окрашенная красным густая ржавая вода.
Люди в ужасе упали на колени. Появившийся ксендз начал богослужение. Какие-то подозрительные типы, шнырявшие в толпе, совали в руки молящимся стреляные гильзы от советских автоматов, якобы подобранные у креста...
А на следующее утро в лесу жители нашли трупы трех убитых советских солдат. Началось расследование, и сразу выяснилось, что организаторами этого убийства и провокации с "чудом" на кресте были аковцы.
Потом до нас докатились тревожные вести о бунте в одном из. полков 7-й пехотной дивизии 2-й Польской армии, формировавшейся генералом Сверчевским. Бунтом тоже руководили аковцы.
Я не называю номера этого полка. Приказом главкома он был предан позору и навечно вычеркнут из списков Польской армии.
Около тысячи солдат, оказавшихся в числе бунтовщиков, уже на другой день вернулись с повинной. Поднятые по тревоге, не понимая, в чем дело, они слепо шли за офицерами-предателями...
По деревням, где стояли наши полки, участились пьяные гулянки. Мы не сомневались, что и к этому приложила свою грязную руку продавшаяся врагам народной Польши верхушка АК. Для того чтобы отвлечь наименее устойчивую часть солдат от участия в провокационных попойках, много сделал политический отдел бригады. Мой заместитель по политчасти, старый польский коммунист ротмистр Аркушевский, широко использовал с этой целью самые различные средства: концерты и доклады, танцы и лекции, терпеливую разъяснительную работу и общественное осуждение.
В ноябре кавалерийская бригада полностью закончила окопные работы на отведенном ей участке. Вместе с этим явно близилась к концу и оперативная пауза на фронте.
Вызывая меня к себе или приезжая к нам, генерал Корчиц все чаще и чаще поговаривал о генеральном наступлении, о штурме Варшавы. Во всех дивизиях проходили тактические учения. Учились на своих же ошибках, допущенных в ходе августовских боев. Основной темой учений стало форсирование рек и бой в глубине обороны.
Наша бригада тоже готовилась к наступлению. Мы спешно обучали разведчиков и снайперов, сколачивали артиллерийские и минометные расчеты. Затем была проведена двухдневная тактическая игра под руководством заместителя командарма генерала Каракоза, и в ночь на 29 декабря 1944 года уланы сменили 12-й пехотный полк, оборонявшийся на рубеже Свидры - Малы Отвоцк - Карчев.
Наши пулеметы снова открыли огонь по фашистам.
Освобождение Варшавы
Штаб бригады разместился на окраине Отвоцка. Это город-курорт с веселыми коттеджами и роскошными виллами варшавских богачей, окруженный сосновыми рощами и чудесными пляжами.
Здешнее население относилось к нам предупредительно, но не так любовно, как в промышленных городах Польши. И это было понятно. Те, что еще жили в собственных виллах и дачах, временно переселившись из Варшавы, видели в нас носителей нового общественного строя, социалистических идей и боялись этого нового. А те, что легко зарабатывали в мирное время на курортниках, забрав в кабалу крестьянство окрестных деревень, считали нас опасными мечтателями, не понимающими "настоящей" жизни.
Однако и те и другие сознавали, что мы несем освобождение от горчайшей в истории Польши неволи - от фашизма, и мысль об этом заставляла их все же приветливо встречать нас.
Перед кавалерийской бригадой стояла задача - обороняя свой участок, прикрывать левое крыло 1-й Польской армии и ее стык с 61-й советской армией.
Висла замерзала медленно. Дни стояли теплые, и фарватер реки был еще совершенно свободен ото льда.
Чтобы обеспечить в случае надобности возможность быстрого форсирования Вислы, я приказал подавить артиллерией и отбросить с островов и песчаных отмелей боевое охранение противника. После этого туда были выдвинуты наши передовые подразделения, и мы получили возможность наблюдать за каждым шагом гитлеровцев на противоположном берегу.
Но по обеим сторонам реки, на расстоянии ста - двухсот метров от воды, тянулись высокие дамбы. Они полностью скрывали глубину и нашей, и немецкой обороны. За дамбами могли маршировать целые батальоны. Эти прибрежные сооружения были настолько высокими, что из-за них виднелись только крыши двухэтажных домов.
В 1-й Польской армии опять произошли важные перемены. Генерал Корчиц сдал командование ею генералу Поплавскому и вступил в должность начальника генерального штаба Войска Польского. Однако эти перемены не коснулись нашей повседневной жизни. Подготовка наступления на Варшаву продолжалась.
Явившись на доклад к новому командарму, я был поражен его видом. Очень высокого роста и мощного телосложения, он буквально подавлял своей внешностью. Рядом с ним я чувствовал себя подростком.