Такие или подобные мысли, конечно, приходили и мне в голову, потому я продолжил: – Теперь они больше ничего не знают, и что же им пришло бы в голову в первую очередь? Конечно, выйти непосредственно на оперативника, который-то точно должен знать, как зовут его агента. Но, Фредди, почему они обратились ко мне? Они ведь точно так же могли бы и на тебя выйти?
Фредди кратко заметил: – Во-первых, связником являешься ты. Я, собственно, занимался только финансовыми делами. Кроме того, узнать твое имя и адрес им было намного легче. Ты прославился как главный свидетель на процессе против наших бывших коллег, и тебя теперь каждая собака знает. Привет от БНД.
Странные совпадения
Через два часа Фредди и я уже сидели в машине и катились в сторону Мюнхена. По дороге мы снова обсуждали ситуацию и решали, как нам поступить. Собственно, мы вообще не обязаны были ехать в Мюнхен. Фредди с марта был на больничном, а меня наш служебный врач в мае временно отстранил от активной службы из-за нервного переутомления.
Тем не менее, мы более-менее регулярно посещали Центр на пуллахской улице Хайльманнштрассе. Потому что, по мнению руководителей Службы, нашего источника "Рюбецаля" по-прежнему обязательно должны были вести мы. Фактически было так. В само здание БНД мы уже очень давно не заходили. Обычно мы снимали номер в гостинице "Вальдгастхаус Бухенхайн", порой также в Грюнвальде или в центре Мюнхена. Наше доверие к этому союзу шпионов был совершенно разрушено. Как правило, мы непосредственно перед приездом звонили одному из наших контактных лиц и приглашали его в отель. Это всегда была несколько странная ситуация. Потому наша деятельность ограничивалась лишь абсолютно необходимым в деле ведения источников.
Сам Фредди уже не принимал участие в поездках на встречу с агентами, но мне, к сожалению, несмотря на болезнь, приходилось выполнять по крайней мере эту работу. Он же видел свой товарищеский долг в том, чтобы разгрузить меня, и помогал, чем мог. К примеру, всю бюрократическую возню он взял на себя – от получения заявки на командировку до калькуляции оперативных расходов и составления финансовых отчетов после встреч с источниками. То, зачем мы все же согласились ввязаться в эту странную и непредсказуемую авантюру в 1997 году, я и сейчас не могу понять. Без сомнения, моральное давление, которое оказывали на нас руководители оперативной безопасности БНД, было беспрецедентным. Во всяком случае его было достаточно, чтобы с самого начала мы не ответили четким "нет". Безумная ситуация.
Когда мы ехали по направлению к Мюнхену, Фредди с боевым задором сказал: – Ноя не хочу никого из них видеть. Я останусь поблизости, если ты вдруг окажешься в беде, но это все. Я не хочу никого видеть, иначе я за себя не отвечаю.
– Что ты имеешь в виду? Мне следует позвонить? – спросил я. Ведь пока никто из наших пуллахских шефов не знал, что мы едем к ним.
– Ну, ну, ну, – усмехнулся он, – давай сначала приедем. Господа в любом случае узнают об этом своевременно. Потом подождем, что случится сегодня, когда мы будем проезжать съезд на Эхинг. С видом знатока он ухмыльнулся. Я тоже не смог удержаться от смеха. – Хорошая идея, посмотрим, что случится. Фредди, сидевший за рулем, обернулся ко мне, высоко поднял брови взглянул на меня поверх очков.
Забота или технический трюк?
Дело в том, что за последние месяцы мы заметили одну странную особенность. Всегда, когда мы на служебной машине ехали в Мюнхен, точно на одном и том же месте происходило одинаковое событие.
Руководитель команды наблюдения БНД звонил нам по мобильному телефону. За последние месяцы мы подружились с полковником Франком Оффенбахом, старым лисом Службы. И как раз этот Франк всякий раз звонил нам, когда мы проезжали развязку Эхинг. Сначала мы думали, что это случайное совпадение. Но когда его звонок повторился и в пятый раз, нас это насторожило. Даже когда однажды Фредди забирал меня из мюнхенского аэропорта и мы через небольшое время съезжали с автобана А92 на А9 по направлению к Мюнхену, вдруг зазвонил мобильный телефон. Еще раз замечу, что мы почти никогда не сообщали Центру заранее о нашем приезде. Вот и теперь мы сидели в синей "Вектре", распираемые от любопытства, в ожидании того, что сегодня произойдет при переезде через Нойфарнскую развязку.
Но за два с половиной километра до этого места Фредди вдруг свернул направо и съехал на парковку напротив заправки и мотеля Фюрхольцен.
– Что случилось? – спросил я. – Тебе нужно в туалет? – Нет! Я просто хочу постоять тут пару минут. Посмотрим, позвонит ли он, когда мы будем ждать здесь. Мы вышли из машины и попробовали определить, не ехал ли кто за нами следом. Выкурив сигарету, я сказал в легком волнении: – Мне кажется, у нас двоих уже начинается мания преследования. Возможно, это было просто совпадение, когда Франк звонил нам.
– Подождем чуть-чуть, мы еще не на месте, – возразил Фредди и запрыгнул в машину с таким видом, будто собирался идти в атаку.
Он снова взглянул на меня, заводя мотор и демонстрируя свою веселую улыбку. Через две минуты мы переехали А92. И тут зазвонил телефон. Фредди смеялся так, что у него на глазах появились слезы. – Такого просто не может быть! Он хлопнул себя по ноге.
Я осторожно взял телефон. – Да, слушаю. – Это Франк! Ну, что вы там оба делаете? Он засмеялся. Я ответил вежливо, но немного взволнованно: – Мы едем вниз. Можем встретиться сегодня после полудня? – Без проблем, – последовал краткий ответ, – а где? Мы поселимся в Буха! Сразу, как только кое-что еще решим. "Буха" – это было сокращение от "Вальдгастхаус Бухенхайн", лесного отеля в Бухенхайне, пригороде Мюнхена. От него до Пуллаха было всего две остановки на городской электричке. Мы уже очень часто встречались там.
Франк закончил разговор словами: – Ладно, ребята, если ничего не изменится, тогда в 16.00 в вашей "резиденции". И со смехом добавил: – И больше не делайте пауз, я говорю серьезно!
После беседы мой партнер спросил: – Ну, и что он сказал? – В 16 часов в Буха, а ты больше не должен делать паузы! Фредди нервно заерзал на сидении: – Да, черт побери, откуда сукин сын знает, где мы? Это уже на голову не налазит. Они точно что-то сделали с "ящиком". Фредди имел в виду нашу машину. При этом он нервно осматривал все вокруг. Он полез в карман на боковой двери, открыл "бардачок, открыл и закрыл пепельницу, включил и выключил радио.
Качая головой, я сидел и наблюдал, как он, продолжая движение, поднимал и опускал противосолнечные козырьки. Наконец он хлопнул ладонью по приборной панели и громко закричал: – Тест, тест, вы меня слышите? Тест, тест, вы все можете поцеловать меня в задницу, это я, ваш любимый Фредди! Я начал смеяться. Молодая дама в соседней машине видела весь этот спектакль и пару раз провела ладонью возле лица.
Мы стояли как раз в обычной "пробке" между Гархингом и развязкой Мюнхен-Норд. Я, смеясь, просил Фредди: – Посмотри-ка осторожно налево. Когда он увидел качающую головой женщину в соседней машине, то оцепенел, как соляной столб. Напряженно глядя вперед, он сжал зубы и прошептал, почти не шевеля губами: – И все равно вы все можете меня… Тест! Тест!
Теперь мы не сомневались, что БНД установила в нашей машине "жучки" или как минимум "радиомаячок". Оффенбах, которому я позднее как-то напрямую задал этот вопрос, просто усмехнулся и пожал плечами. Старый лис никогда открыто не признавался в проводимых операциях по наблюдению. Для этого он был слишком лоялен по отношению к своим шефам и своей работе. Но у меня было впечатление, что он специально подавал нам столько сигналов, свидетельствующих об этом, что мы не могли их не заметить.
Это свидетельствовало, что Франк попал в противоречие с требованиями лояльности. С одной стороны. С одной стороны, он послал своих людей шпионить за нами, а с другой стороны, не верил, что для этого мероприятия есть достаточные основания. Чем дольше длилась эта ситуация, а она тянулась уже месяцами, и чем меньше негативного в результате наблюдения он узнавал о нас с Фредди, тем яснее и чаще он и другие его коллеги намекали нам на то, что наша собственная фирма следит за нами.