14 июня
Я снова сижу за столом. На часах почти три ночи или утра, но сон покинул меня вместе с усталостью. Словно возможность писать всего за один день стала потребностью. Подарок на день рождения, розы на дневнике… Наверное, это прорвало плотину воспоминаний. Жизнь не может быть удивительнее, чем она есть.
До меня доносится похрапывание Свена, и я не могу не улыбнуться. Там в спальне, всего в нескольких метрах от меня, лежит мужчина, с которым я прожила целую вечность, и все равно мне приятно, что он рядом, хотя это уже и не будит мыслей о безудержной страсти. Он обнимает меня, желает мне спокойной ночи, иногда целует или гладит по руке, но это все равно что ветер, который гладит тебя по спине, или море, которое охлаждает разгоряченное вспотевшее тело. Куда подевались воспоминания? Не могла же я забыть, что такое заниматься любовью? Конечно, нет, такое не забывается, но эти воспоминания причиняют мне боль, и я заставляю себя забыть. Забыть, как его руки касались моего тела, как я отвечала на эти прикосновения. Я помню, что чувствовала тогда, но не позволяю воспоминаниям нахлынуть на меня, как не позволяют себе расчесывать комариный укус. Мы рано проснулись вчера и разговаривали в постели, прежде чем Свен пошел ставить чайник. Я осталась лежать и читала, поэтому он застал меня врасплох, когда появился в спальне с подносом, на котором были завтрак и вчерашний букет цветов, уже немного увядший. Там же был кусок вчерашнего торта, уже утративший свежесть, со слипшимся кремом. Гниение — быстрый процесс, подумала я. Кому, как не мне, это хорошо известно. Свен принес поднос и себе тоже. Мы сидели в постели, завтракали и разговаривали.
Я смотрела на него и видела мужчину в годах, с седыми волосами, все еще сильными руками и лукавым выражением глаз. Он что-то прокомментировал, я засмеялась и подумала, что ради таких минут стоит провести вместе всю жизнь. Не ради праздников, не ради ночей любви или примирений после ссор, а ради разговора за чашечкой чая, совместного обсуждения проблем, обмена мнениями, тишины при зажженных свечах. Мы поговорили о вчерашнем дне, о гостях, о детях, о молчаливой Анне-Кларе и напряженной Сюзанне, вспомнили, какой моя дочь была раньше — открытой, непосредственной.
— Помнишь, как я ездил вокруг роддома, чтобы в машине было тепло, когда мы повезем ее? — спросил Свен.
Конечно, я помнила.
Сюзанна. Она родилась такой веселой. Наверно, ангелы пели в тот день, потому что все в роддоме смеялись, и смех заглушал мои крики. Мной занимались две акушерки — ошибка в расписании дежурств оказалась мне на руку. Они стояли по обе стороны кресла и держали меня за руки. Слезы текли у Свена по щекам. А потом она появилась на свет — маленький красный комочек с темными волосами и шоколадными глазами, который вопил так, словно наступил конец света. Радостная Сюзанна, поющая Сюзанна, она словно порхала по жизни и вносила хаос повсюду, где появлялась. При виде ее личика все вокруг светлело. Она лежала и ворковала в нашем стареньком «Фольксвагене», когда мы с гордостью везли ее из роддома холодным и дождливым июньским днем.
Куда она подевалась? И откуда взялась эта неприступная, жесткая Сюзанна, которая прячет чувства за маской вежливости и никогда не признается, что у нее на душе? Сюзанна, которая кратко отвечает: «Хорошо», когда мы спрашиваем, как дела у нее и у детей. А они, ее дети, не готовы к тому, что эта новая Сюзанна должна заменить им полноценную семью.
Ветер рвет ветки деревьев, нет и намека на лето. Если б не светлая ночь, можно подумать, что на дворе октябрь или ноябрь. Дождь лил весь день, превратив лужайку в мокрое черно-зеленое месиво. Но розовые кусты стоят прямо. У них такие сильные корни: ничто не заставит их сдаться. Лепестки роз опадают, но я знаю, что скоро раскроются новые бутоны. Я это знаю.
Я надела дождевик и резиновые сапоги, чтобы сделать традиционный утренний обход. Как обычно, сперва я подошла к розовым кустам, поздоровалась с ними и вдохнула медовый запах буйно цветущего шиповника. Это ритуал: я должна убедиться, что с моими розами все в порядке. Я намочила лицо, прислонившись щекой к розе сорта «Peace» — на ее желто-розовых бутонах сверкали капельки воды. Щеку оцарапало шипом, но это ничего. Никто не заметит маленькой царапины среди морщин. Кровь смыло со щеки дождем, но боль осталась и сопровождала меня всю прогулку, напоминая о том, что было и никуда не денется. Шипы колются, но этот риск предсказуем, и я иду на него сознательно.