В каждой боковой стене за барной стойкой виднелось по двери. За правой была ванная комната с душевыми кабинками, туалетами и умывальниками. Всех по шесть штук. А за левой – гардеробная, с шестью же шкафами, стиральными машинками, сушками–утюгами и зеркалами в самых неожиданных местах. Посередине стояли подобия банкеток. Стулья пока не показывались.
Сюда, в гардеробную, и затащил злосчастный баул Уллис:
– Располагайся, вот шкаф. Наверное, захочешь сменить балетную пачку, – парень снова рассмеялся, – очень уж в ней неудобно.
– Мне целиком в шкафу жить или только вещами?
– Диван твой ребята покажут, скоро должны вернуться. Питье и фрукты в баре, разберешься. Пока в душ можешь залезть, охладиться. Все, меня нет, обустраивайся.
– Что это за гадость – ловец? – спросил оператор, протягивая технику пакетик с орехами.
– А–а, есть такой тип, скользкий. Сами слабые, из одаренности – возбуждают или угнетают способности у окружающих. Остальные возможности или не развиты или стараются не показывать. Почти всегда работают на кого–то. Их не любят, но терпят. Как насморк.
– И что? Из–за него премия накроется?
– Не–а. Он с нашей девочкой не то что не справится, даже мечтать не сможет. От нее такие отскакивать будут, как горох от бетона, – техник брезгливо выбросил шелуху от орешка.
– Ты что, кстати, ей с собой в баул напихал?
– Ты дурак? Он в комплекте шел, со всей амуницией. На случай обустройства на новом месте, в умеренном климате.
– С коньками и балетной пачкой. В комплекте. Ну–ну, – и оператор, усмехнувшись, продолжил наблюдение.
Часть 6
В бауле все лежало спрессованное в вакуумных упаковках. Даже долгожданные очки–капли.
«Хорошо, что в твердом футляре. И в стороне от этих двух … – Таня так и села на пол: два кирпича с самым невинным видом лежали в вакуумных упаковках. – Это комплект для обустройства на новом месте, да? – Слезы уже подступали к глазам, а комок в горле не пускал из груди смех. – Для закладки фундамента дома? Или крепких отношений в коллективе? Или для двух придурков, каждому – свой!?»
Таня решила не экспериментировать с внешностью и не светиться особо, поэтому отобрала короткую бирюзовую тунику, серые капри свободного кроя и белые кеды. Нашлось и серебряное колечко в пакетике с украшениями. На большой палец левой руки[9] оно было надето вполне сознательно.
«А пока – в душ. Первый в моей жизни. Хоть что–нибудь, должно быть в моей жизни приятным? Вот и будет.»
На ходу вытираясь найденным в шкафу мягким полотенцем, Таня увидела входящих в зал подростков, довольных жизнью парней и девушек. Они радовались, и не заметить их жизнелюбие и открытость было невозможно.
Их не смущал вид мокрой обнаженной незнакомки, они были возбуждены в ожидании нового. Новой встречи, знакомства, общения.
Для Тани чувствовать такое отношение к жизни и миру было приятным открытием. Особенно в контрасте с притворщиком Актеоном.
Она стояла, освещенная, на фоне полумрака зала, слегка прикрываясь полотенцем, и хотела улыбаться в ответ, как бы по–дурацки это ни выглядело. Она не видела лиц в ореоле от яркого окна, но чувствовала тепло и нежность. Без подвоха. Без зависти. Ей были рады. Как была рада Миса, как радовались Локи и Уллис.
А она только сейчас заметила искренность чувств. Когда радовались целых одиннадцать сердец.
«Вот это я перемудрила. Они старше меня года на два–три, я не туда попала?
Нет, туда.
Это их я должна наказать, что ли?
За попытку вызвать кого–то там, страшного и ужасного?
Нифига, не стану их наказывать, за такую–то мелочь. Теперь я решаю, а они мне уже нравятся.
Не стой как дура, знакомься и иди одеваться, холодно босиком, простынешь!
Отстань.
Сама отстань, я о тебе забочусь!»
Ощущение прохлады от пола было совсем новым и неожиданным. Она не обращала внимания на такие простые составляющие:
«Почему? Я теперь в этом мире, мне некуда торопиться. Прислушивайся к себе и радуйся жизни. Ничего на потом, есть только сейчас. Впитывай каждый миг. Учиться этому нужно, вот у них. Ой, и бардак у меня в голове!»
От смущения Таня не придумала ничего лучше, чем изобразить подобие книксена, отведя в сторону кусочек полотенца.
– Здрасьте, – неловко выдавила она.
– Привет! – весело прозвучало в ответ несколько голосов.
Самый старший и большущий, чуть не вдвое выше Таньки, мягко попросил:
– Оденься, пожалуйста. Мы не сбежим, честное слово!
– Как это она не будет их наказывать? А для чего мы ее туда послали? Мстить! За ошибку! – техник в недоумении уставился на оператора.