— Все в порядке, — сказала я, задыхаясь. — Что случилось?
— Вы запутали мою веревку, — его легкий переход на английский застал меня врасплох. Затем мы медленно плыли, пока катер возвращался к нам, делая круги. Два его обитателя отчаянно жестикулировали, а моя рука ужасно болела.
Они подняли меня в катер и перевязали руку. Я была рада, что не могла разобрать ни стаккато греческого, ни легкого, воздушного французского, летающих взад и вперед надо мной, так как не думаю, будто мне отвешивались комплименты.
— Может, поужинаем вместе? — спросил черноволосый мужчина, и его глаза уже были просто удивленными. Красивые глаза. — Я знаю ресторанчик.
— Неплохо бы, — ответила я, подавляя в себе трусливый порыв спрятаться, используя раненую руку как причину.
— Прекрасно. Вы живете поблизости?
Я указала на виллы.
— Жду вас здесь в девять!
Я пошла домой, ответила на шквал вопросов — и послала Мхэр благодарный взгляд за ее:
— Не поднимай шума, не суетись, Стэн, ей уже двадцать три, а ужин мы съедим сами!
В джинсах и футболке он выглядел более плотным и коренастым, чем в гидрокостюме, хотя все-таки стройным, и явно был французом, а не греком. Мы познакомились.
— Ричард, — представился он. — Рикки, для краткости.
— Ричард — английское имя!
Выразительные брови удивленно поднялись.
— Я наполовину англичанин, родился в твоей стране. Мой отец был англичанином. Мое второе имя — Луи. Мать уступила, ведь французы — мастера по компромиссам. А тебя как зовут?
Улыбаясь, он выглядит моложе, около тридцати, подумала я.
— Лорна, — наступила моя очередь представиться. — Из книги, популярной в нашей западной стране.
— Я жил там немного в детстве, но плохо ее помню.
Он как бы отмахнулся от этих слов внезапным, чисто французским, пожатием плеч, нахмурил брови, собрав мелкие морщинки, и добавил:
— Я уехал из Англии в девятилетнем возрасте.
— Неудивительно, что ты хорошо говоришь по-английски, — похвалила я.
— Так и должно быть, — он улыбнулся. — Я преподаю английский зимой в Варе, где живут мои grandpere и gran'mere [3]. Летом обучаю туристов кататься на водных лыжах, нырять, ну, и все такое.
С приятным волнением я чувствовала, что его интерес ко мне растет.
Это был хороший вечер. Тот, что запоминается на всю жизнь. Мелкие события откладывают сильные, долго живущие впечатления: все еще теплый полночный воздух, официант в ресторанчике, одинаково отвечающий на любой вопрос англоязычного туриста своим лучезарным и располагающим: «Почему нет!»
— Почему нет! — смеялись мы и, как дети, побежали назад к виллам.
С того вечера все дни были заполнены Рикки. Я не хотела, чтобы отпуск заканчивался.
Иногда я наблюдала за водными лыжниками, иногда каталась сама, что меня же и удивляло. Я развлекалась, время от времени прогуливаясь по берегу с отцом и Мхэр после того, как ей стало лучше. Отцу Рикки понравился, но он серьезно предупредил меня о летних любовных романах. Мхэр улыбнулась и сказала: «Развлекайся, но старайся не принимать все слишком серьезно».
А я не смогла. Хорошо, пусть отпускные романы не долго длятся, но именно сейчас, в данный момент я была счастливее, чем могла себе когда-либо представить.
Однажды Рикки взял меня на прогулку на остров, где когда-то находилась колония прокаженных. Остров поднимался из синего моря за мрачной венецианской крепостью древних веков. Разрушенные каменные дома выглядели грустно и заброшенно, а ветер с моря пьяно раскачивал поломанные двери на старых петлях и дул сквозь старые фиговые деревья в заброшенных садах.
Мы немного постояли на крепостном валу с подветренной стороны острова, глядя на узкий пролив, ведущий к материку, где у подножия выжженного солнцем холма сгрудились низкие белые домики.
— Необходимые запасы перевозились сюда на лодках оттуда, — пояснил Рикки.
Я кивнула, затерянная в горьких образах. Стоять здесь, но быть иной, отверженной, иметь право лишь издалека смотреть на ход нормальной жизни, недостижимой для тебя, не быть ее частью.
Я примеряла это к себе, глупо, эгоистично, к моим неясным и смутным желаниям.
— Должно быть, это было ужасно, — сказала я. — Не думаю, что мы имеем право беспокоить здешних призраков, их души.
— Совсем нет. Они жили маленькой общиной, женились, имели детей. Конечно, детей у них тут же отбирали.
Какими бесчувственными могут быть мужчины! Он почувствовал мою реакцию:
— А конец был счастливым, — черные глаза светились лукавством. — Когда лечение проказы было найдено, всех забрали с острова, поместили в больницы и вылечили давным-давно. Ну, улыбнись!