- Все в сборе - произнес тот же голос.
Михаил узнал голос Ариуса. Бородатый стоял к нему ближе всех, а чуть далее поджидали Рауль, Ардак и Брокки. Поджидавшие окружили Михаила и, как и вчера, радушно поприветствовали его.
- Идемте - после приветствий и рукопожатий скомандовал Ариус.
Компания направилась ко вчерашнему месту встречи, и каждый из них подбирал по пути хворост. Бородатый освещал путь фонариком. Чуть погодя показались два бревна и прогоревший костер. Собравшиеся разожгли ветки и расположились в том же порядке, что и вчера. Лица присутствующих были серьезны, будто каждый осознавал всю важность их сегодняшнего мероприятия.
- Это было тяжелое для нас испытание - нарушил молчание Ариус. - Жизнь в теле явилась жестоким испытанием для наших свободолюбивых душ. О сколько страданий я пережил, будучи закован в это жалкое тело. Я испытал мучительный голод и до костей пронизывающий холод, живя все это время на остановке. Я пережил болезни и боль. Меня мучили вши и прочие паразиты, я страдал от болезней и недомогания, а страшный голод заставлял меня лазить по помойкам, ища пропитание. Я съедал гнилые объедки и пил из луж, страшно мучаясь потом от диареи. От лютого мороза, мне приходилось прятаться в подвал, деля ночлег с крысами. Голодные крысы кусали меня, жестокие подростки били меня и однажды пытались поджечь, облив бензином. Равнодушные люди, не оказывали мне ни какой помощи. Я невыносимо страдал. Но сегодня мои мучения кончаться, сегодня я освобожусь от неволи, и полечу в свой родной дом, где я был счастлив, и где я давно не был, полечу к далекой Эмилии.
Бородатый всхлипнул. Эмоции переполняли его. Он не сдержался и, закрыв лицо руками заплакал. Присутствующие с грустью смотрели на него, жалея за все им пережитое. Ариус , махнул рукой, давая понять остальным, что не стоит обращать на него внимание. За тем вытер лицо грязной ладонью и попытался упокоиться.
- Ну все, все, дружище - обнял его за плечи Рауль. - Все уже в прошлом. Остались считанные минуты.
Когда Ариус успокоился, взял слово Ардак.
- Я же страдал от изнурительного, черного труда - начал он. - Я постоянно находился то в поиске работы, то работая как лошадь, с рассвета и до позднего вечера. Работал, чтобы прокормить себя, и послать деньги своим родственникам, которые так же как я голодали, пребывая в нужде. Под палящим летним солнцем мне приходилась красть асфальт, теряя сознание от жары и удушья. Осенью мне приходилась выкладывать плитку на тротуар, под проливным дождем. В морозы я чистил снег и долбил лед, а весной нанимался каменщиком. И кроме этого я больше ничего не знал в жизни. Только работа, работа и еще раз работа чтоб заработать на булку хлеба. Я работал, чтоб утолить голод, а утолял голод, чтобы дальше работать. Но сегодня мои мучения кончатся, я освобожусь от поработившего меня тела заставляющего на него работать и его кормить. Наконец то я отправлюсь в свой родной дом, полечу к далекой Эмилии, под лучи счастливой звезды Садальмелик. Я расплачусь на плече бога Эзара, показав ему все свое раскаяние.
Ардак замолчал. Глаза его намокли. Сотоварищи подошли к нему, приобняв за плечи и выразив свое сочувствие. Когда Ардак успокоился, все расселись по местам.
Следующим заговорил Рауль.
- Я больше всего страдал от физического уродства. Тело, в котором все эти годы томилась моя душа, оказалась безобразным. Мне всегда приходилось быть жертвой насмешек, издевательств и злых шуток. В детстве меня дразнили "кощей". Девушки боялись, а парни высмеивали. Неся крест уродства через жизнь, я всегда оставался одинок. Избегал людей, чьи издевки доводили меня до слез, избегал зеркал, отражение в коих приводило меня в отчаяние, избегал детей, дававших мне обидные прозвища и кидавших в меня камнями. Я прятал лицо за волосами, либо под шарфом, но люди знающие меня, все равно кричали мне в след. Тоскливое одиночество, всю мою жизнь, сопровождавшее меня, тоскливое одиночество стало моим уделом. Но в эту ночь мои мучения закончатся, и я избавлюсь от жуткой маски, скрывавшей под собой мой истинный облик. Я полечу домой, на далекую Эмилию, где снова буду прекрасен и обрету друзей.
Рауль опустил глаза и загрустил. Губы его задрожали, брови свелись к переносице. Присутствующие с сожалением смотрели на Рауля. Встав со своего места, к нему подошла Брокки.
- Не расстраивайся - подойдя сзади, обняла его за плечи она. - В твоих глазах, проявляется красота твоей души. Тело лишь скафандр, который мы все сегодня сбросим. Все позади.
Красивая девушка, прижав к себе страшное создание, начала в свою очередь свой рассказ.
- Я всю жизнь терпела насилие и побои. Когда я была совсем маленькой, меня избивал отчим, воспитывая. Под предлогом того, что я не уважаю мать и не оказываю помощи по хозяйству, хахаль моей матери жестоко бил меня по животу, чтоб не было отметин. Позднее же, когда я подросла, он попытался меня изнасиловать. Моя мать, боясь потерять мужчину, старалась не ссориться с отчимом и закрывала глаза на его выходки. Жить в родном доме стало для меня невыносимо, и поэтому я рано вышла за муж за первого встречно, чтоб уйти от них. Но толком не разобравшись в человеке, я страшно пожалела о поспешном решении выйти за муж. Мой муж оказался пьяницей и самодуром и моя жизнь за мужем не стала легче. Безработный и пьющий он бьёт меня, обвиняя во всех своих неудачах, за то, что он не может реализоваться, за то, что я досталась ему такая "стерва", за то, что живу в его квартире и просто не зная за что. Но больше всего мне достается из за ревности. Бьёт за красивые наряды, за косметику, за то, что поздно пришла, за то, что где то кто то на меня пялился. И каждый новый день, мне достаются унижения и побои. Моя жизнь превратилась в ад. Но совсем скоро, мои мучения закончатся, и я улечу подальше от ненавистных мне людей. После всех пережитых мной унижений, мне тяжело и невозможно жить. Я отправлюсь туда, где не существует насилия и зла, где меня будут любить и не причинят мне боли. Я улечу на далекую Эмилию. В дом, моего настоящего отца Эзара.
Брокки закончила краткий пересказ своей жизни, и потупив взгляд, взгрустнула. Рауль взял ее за руку и в свою очередь сказал ей слова утешения. Молчание затянулось. Видимо ждали Мишиной истории, но художник молчал, и тогда Ариус снова взял слово.