– Но… что случилось? – ничего не понимая, спросила Джейн. – Почему ты не сказал мне, что видел Саймона? Его уже тогда поймали?
– Да. Я как раз вышел от сэра Джона, а Саймон стоял среди пленников. Я ничего не сказал тебе, думал, ты любишь его, а узнав, что он попал в плен, бросишься к сэру Джону с мольбами освободить его. Это поставило бы меня в неловкое положение.
– Но… я все равно не могу понять, почему ты не вернулся ко мне в Бистоун-Лодж? Причем здесь Саймон?
– А при том, что я – эгоист. Я был вне себя от ревности, твердо веря, что он занимает особое место в твоей душе. Вернись я, то не смог бы сдержать злости, не очень уместной в первую брачную ночь.
– И поэтому ты вернулся к сэру Джону и напился, – с улыбкой пожурила его Джейн.
– Мое тогдашнее поведение заслуживает самого строгого упрека с твоей стороны. Но что сделано, то сделано – и я молю о прошении.
– Ты его получил, – нежно ответила она. – Но ничего этого не произошло бы, будь мы друг с другом пооткровеннее. А почему ты считаешь, что должен освободить Саймона?
– Тебе ведь известно, что я не очень высокого о нем мнения и даже симпатии к нему не испытывал никогда. Но я помню, как был к нему привязан Джеймс, – с чувством произнес Эдвард, – и мне захотелось сделать добро в память о нашей дружбе. Зная, что группа пленных из Дерби направляется в Лондон, я выяснил, в какую тюрьму посадят Саймона.
– Это очень трудно – освободить его?
– Нет, не очень. Как ты сама сказала, пленников обменивают или выпускают под честное слово.
Джейн с любовью смотрела на мужа, тронутая до глубины души его благородством.
– Саймон стольким тебе обязан, Эдвард. Я уверена, что он захочет лично поблагодарить тебя.
– Дело сделано, и я не хочу его видеть. О моем участии он никогда не узнает.
– Бедняга Саймон! – вздохнула Джейн. – Мне кажется, ты несправедлив к нему, Эдвард. Когда я видела его в последний раз, он выглядел намного серьезнее. Он тоже стремится к перемирию, которое положило бы конец кровопролитию. Война изменила его, как и многих других.
– Возможно. Будем надеяться, что король в скором времени примет условия парламента и я вернусь в Дейтон, где смогу провести остаток дней, растя детей и занимаясь хозяйством.
Джейн шаловливо улыбнулась ему.
– Вы, милорд, слишком непоседливы. Держу пари, что не успеем мы оглянуться, как вы ускачете на другую войну.
– Ни за что. – Он нежно взял пальцами ее подбородок и заглянул в прекрасные, бездонной глубины глаза. – Я люблю тебя, Джейн. В твоей власти сделать меня самым счастливым человеком на свете либо превратить в жалкого неудачника.
Он держал ее в своих объятиях, как драгоценность, а ее охватило такое невыразимое блаженство, что она боялась умереть от счастья.
– Нас больше ничто не разлучит, – прошептал он, зарывшись губами ей в волосы.
Сидя в карете, которая везла ее в Лондон, Джейн в отчаянии думала об отношениях Энн с Саймоном. Ведь стоит Энн узнать об его освобождении из Тауэра, как она тут же ринется к любимому, и Эдвард обо всем узнает. Как быть? Ведь они с Эдвардом договорились во всем сохранять честность и верить друг другу, а она уже нарушила слово, утаив от него правду. Ну почему Эдвард так не расположен к Саймону? Почему?
Спустя несколько дней после отъезда Джейн Эдвард отправился с небольшим отрядом проверить, свободна ли от роялистов местность к западу от Виндзора. Он направился к лесу, где, по донесениям, могла прятаться небольшая группа роялистов.
Он оглядел густой лес и чутьем солдата ощутил опасность. Бросив взгляд на возвышающийся перед ним холм, он тут же увидел неприятеля, превосходящего численно его отряд. Эдвард понял, что завел своих солдат в засаду, но отступать было уже поздно. Он натянул поводья, пытаясь развернуть коня для атаки. Солдаты последовали его примеру. Бой им пришлось принять неравный. Роялисты с воплями и гиканьем катились на них сверху, размахивая оружием и сея смятение. Эдвард выхватил клинок и отважно бросился вперед, пригибаясь к конской гриве. Первым же ударом он сразил возглавлявшего отряд роялиста, а следующему проткнул горло.
Началась бойня. Отряд Эдварда углубился в лес, безжалостно круша неприятеля. Эдвард бился ожесточенно. Весь в поту и крови от многочисленных мелких ран, он, казалось, не знал усталости. Несмотря на то что парламентаристы были в меньшинстве, они представляли грозную силу и вскоре стали брать верх, оттесняя врага, который начал в беспорядке отступать.
Неожиданно взмыленный и взбешенный конь Эдварда столкнулся с другим, и схватка продолжилась. Скрещиваясь и отскакивая, звенели клинки, извергая, при этом искры. Шпага неприятеля блеснула на солнце и вонзилась в плечо Эдварда. За этим последовал еще удар, который выбил его из седла. Он упал и потерял сознание.