Алан снова повернулся к Харви, так и висевшему перед ним.
– Вот что, как я всегда считал, значит быть привидением, – почти непринужденно сказал он. – Это не так трудно, как мне казалось. Я вполне справляюсь с этим. Я могу делать с этим типом все, что угодно, потому что я в ярости.
Харви задыхался, у него изо рта текла слюна.
– Не делай этого, – взмолился Хьюго, сопротивляясь чему-то, прижимающему его к стене. – Алан, ты не можешь причинить ему вред.
– Еще как могу, – возразил Алан. – Я вполне могу немного намять ему бока.
– Он не твой убийца, – выпалила Мэй. – Это не он зарезал тебя. Он никогда бы…
– Это не имеет значения, – ответил Алан. – Мне все равно полегчает. А разве не это главное? Обретение спокойствия.
Уоллес Прайс никогда не был человеком, которого многие назвали бы храбрецом. Однажды он видел, как кого-то грабили на станции метро, и отошел в сторону, внушая себе, что не надо вмешиваться, что все наверняка закончится благополучно. И испытал при этом лишь слабый укол вины. Грабитель скрылся с кошельком, и Уоллес знал: его содержимое может быть легко возмещено.
Храбрость подразумевала возможность смертельного исхода. И разве не забавно, что для того, чтобы набраться наконец смелости, Уоллесу потребовалось умереть.
Хьюго выкрикнул его имя, когда он бросился вперед, но Уоллес проигнорировал его крики.
Он опустил плечо, готовясь к удару. И оно все еще дрожало, когда он налетел на Алана. Зубы того задребезжали, и он чуть было не прокусил себе язык. Алан повалился на пол практически бесшумно. Уоллес тоже потерял равновесие и упал на Алана. И быстро, как только мог, сел верхом на него. Харви тем временем лежал на полу и не двигался. Хьюго и Мэй тоже упали на пол, власть Алана над ними прекратилась.
Алан смотрел на Уоллеса сверкающими в темноте глазами:
– Зря ты это сделал.
И не успел Уоллес отреагировать (да он и сам не знал, что делать дальше; он что, собирался лишить жизни мертвого человека?), как воздух вокруг него пришел в движение, и его отнесло назад. Он задохнулся, ударившись спиной о витрину, стекло пошло трещинами.
Алан медленно поднялся на ноги и показал пальцем на Уоллеса:
– Ты действительно зря…
И заткнулся.
Уоллес моргнул.
Он ждал, что Алан выскажет ему свою угрозу.
Тот не сделал этого.
Он, казалось… замер на месте.
– Э, – произнес Уоллес. – Что случилось?
Ему никто не ответил.
Он повернул голову направо.
Мэй вставала с пола, волосы спадали ей на лицо.
Она не двигалась.
Уоллес посмотрел вперед. Нельсон пошел было к креслу, опираясь на трость, но тоже просто… остановился.
Уоллес повернул голову направо.
Аполлон стоял перед Хьюго и молча скалился. Хьюго же подпирал спиной стену, и на его лице читалась смесь гнева и отчаяния.
Уоллес отделился от витрины, удивляясь, что не испытал при этом ни малейшего сопротивления.
– Ребята? – сказал он, и его голос безучастно отразило эхо. – Что происходит?
Ему никто не ответил.
И только тут до него дошло, что секундная стрелка стоит на месте. Она даже не дергалась.
Она замерла.
Все замерло.
– О нет, – прошептал Уоллес.
Он не понимал, что произошло. Прежде часы останавливались, лишь когда в «Переправе Харона» появлялись новые гости, но тогда время в самой чайной лавке продолжало свой бег.
– Хьюго? – шепотом позвал он. – Ты…
И он прикрыл глаза рукой, потому что снаружи чайной лавки вспыхнул яркий синий свет. Он заполнил все окна и отбросил длинные тени. Свет вспыхивал и гас – снова и снова. Уоллес шагнул к двери. Но вдруг непроизвольно поднес руку к груди.
Крюк. Трос.
Они казались мертвыми.
Они были мертвы.
– Что это? – прошептал он.
Он подошел к ближайшему окну и прищурился на заливающий лес яркий свет и танцующие тени.
На грунтовой дороге виднелись чьи-то неясные очертания. Когда свет потух, очертания обрели форму, и Уоллес понял, что это было.
Он вспомнил, как что-то быстро промелькнуло в лесу в тот вечер, когда он попытался убежать. Какое-то странное животное. Но Уоллес смог убедить себя тогда, что это всего лишь игра теней.
Это не было игрой теней.
Животное было реальным.
И оно было здесь.
Здесь на дороге стоял олень.