Хьюго посмотрел на него:
– А почему бы нет?
С ним было чертовски трудно иметь дело.
– Я вас не понимаю.
– Вы не знаете меня. – Это была всего-навсего констатация факта и ничего более. Не успел Уоллес ничего сказать, как Хьюго поднял руку. – Я знаю, как это звучит. И не пытаюсь дерзить, заверяю вас. – Он опустил руку и снова посмотрел на поднос. Чай остыл и стал темным. – Очень легко позволить себе скатиться по наклонной и упасть. А я падал очень долго. «Переправа Харона» была не всегда. Я не всегда был перевозчиком. И успел наделать немало ошибок.
– Неужели? – Уоллес сам не знал, почему он так недоверчив.
Хьюго медленно моргнул.
– Конечно. Вне зависимости от того, кто я есть и что делаю, я еще и просто человек. И все время совершаю ошибки. Женщина, которая была здесь, Нэнси… – Он покачал головой. – Я изо всех сил стараюсь быть хорошим перевозчиком, потому что знаю: люди рассчитывают на меня. И я должен соответствовать. Я учусь на своих ошибках, хотя продолжаю делать их.
– Не знаю, поможет ли это мне.
Хьюго рассмеялся:
– Не могу обещать, что не накосячу, но мне необходимо быть уверенным в том, что ваше пребывание здесь будет спокойным и вы отдохнете. Вы заслуживаете этого, в конце-то концов.
Уоллес отвел взгляд:
– Вы меня не знаете.
– Не знаю. Но именно поэтому мы делаем сейчас то, что делаем. Я постепенно узнаю вас, и мне становится ясно, как лучше помочь вам.
– Я не хочу, чтобы вы мне помогали.
– Я понимаю вас. Но надеюсь, вы осознаете, что не должны проходить через все это в одиночку. Можно вас спросить?
– А если я скажу «нет»?
– Тогда вы скажете «нет». Я не собираюсь принуждать вас к тому, к чему вы не готовы.
Уоллес знал, что терять ему нечего.
– Прекрасно. Задавайте свой вопрос.
– У вас была хорошая жизнь?
Уоллес вскинул голову:
– Что?
– Ваша жизнь. Она была хорошей?
– Что, по-вашему, означает «хорошая жизнь»?
– Вы увиливаете от ответа.
Так оно и было, и Уоллесу страшно не понравилось, что Хьюго раскусил его. До такой степени не понравилось, что он почувствовал зуд в теле. Казалось, он на витрине и демонстрирует то, что, как он считал, никогда не будет готов продемонстрировать. Он не пытался напустить туману; а просто никогда не задумывался о качестве своей жизни. Он вставал утром. Шел на работу. Делал работу и делал ее хорошо. Иногда он ошибался. Но по большей части поступал правильно. Вот почему их фирма была столь успешной. Что еще такого важного есть в жизни кроме успеха? Ничего.
Да, у него не было друзей. Не было семьи. Не было женщины, никто не горевал о нем, когда он лежал в дорогом гробу в нелепой церкви, но это же не единственное мерило того, хорошо или плохо прожита жизнь. Все зависит от точки зрения. Он делал важные вещи, и, в конце-то концов, никто не мог требовать от него большего.
Он сказал:
– Я жил.
– Да. – Хьюго все еще смотрел на чашку. – Это не ответ на мой вопрос.
Уоллес ощетинился:
– Вы не мой психотерапевт.
– Вы это уже говорили. – Он взял чашку и вылил чай в раковину. Казалось, ему больно делать это. Темная жидкость растеклась по раковине, Хьюго включил воду и смыл осадок.
– Вы так… вы так ведете себя и с другими?
Хьюго завернул кран и осторожно поставил чашку в раковину.
– Все люди разные, Уоллес. И потому нет каких-то единых правил, которые можно было бы применить ко всем, кто входит в мою дверь. Это бессмысленно. Вы не похожи на кого-то еще, а они не вы. – Он посмотрел в окошко над раковиной. – Я все еще не знаю, кто вы или что. Но я учусь. Я понимаю, что вы напуганы и имеете на это полное право.
– Еще бы. Как тут не напугаться?
Хьюго спокойно улыбнулся и повернулся к Уоллесу:
– Это, наверное, самая честная вещь из всех, что вы сказали с того момента, как оказались здесь. Вы делаете успехи. Это прекрасно.
И Уоллесу вдруг стало тепло от его слов. Они показались ему незаслуженными, особенно потому, что он не ждал их.
– Мэй сказала, до нее у вас был другой Жнец.
Улыбка Хьюго погасла, выражение лица стало жестким.
– Да, но это не обсуждается. К вам это не имеет никакого отношения.
Уоллес сделал шаг назад, и впервые на его памяти ему захотелось извиниться. Это было странно, а еще хуже оказалось то, что ему было очень тяжело выдавить из себя извинения. Он нахмурился и проговорил:
– Прошу… прощения.
Напряжение отпустило Хьюго, он положил руки на стойку перед раковиной.
– Я задаю вам вопросы, и вы тоже имеете право делать это. Но есть вещи, о которых я не хочу говорить, по крайней мере пока.
– Тогда вы должны понимать, что это справедливо и по отношению ко мне.