У Нельсона, похоже, не было проблемы, что мучила Уоллеса больше, чем он того ожидал.
– При жизни я этого не понимал, – признался Уоллес и с силой провел ладонью по лицу. – У меня имелись привилегии. Я вел привилегированное существование. У меня было все, чего, как мне казалось, я хотел, а теперь… – Он не смог высказать свою мысль до конца.
– А теперь все это улетучилось, и ты остался наедине с собой, – спокойно сказал Нельсон. – Оценка того, что было, задним числом – мощная вещь, Уоллес. Мы не всегда замечаем, что у нас под носом, и тем более далеко не всегда принимаем это. И только вглядываясь в прошлое, обнаруживаем там то, что должны были бы знать в свое время. Не хочу, чтобы ты считал меня совершенным человеком. Это было бы неправильно. Но, думаю, я был лучше, чем хотел быть. И это, наверное, все, о чем только можно просить. – А потом: – У тебя есть кто-то, кто помог бы тебе прогнать одиночество?
Нет, такого человека не было. Уоллес попытался вспомнить, как обстояло дело до того, как все посыпалось. Вспомнить свет в глазах смотревшей на него Наоми, мягко изгибающиеся уголки ее губ. Она не всегда презирала его. Когда-то они любили друг друга. И он воспринимал это как само собой разумеющееся и думал, что она будет рядом всегда. Разве не в этом они клялись друг другу? Пока смерть не разлучит нас. Но они расстались задолго до того, как смерть нашла Уоллеса, и с уходом Наоми исчезли и осколки той жизни, которую они строили вместе. Она ушла, и Уоллес погрузился в работу с головой, но так было и когда она находилась рядом. Ему припомнился один из последних дней их брака: она холодно смотрела на него и говорила, что он должен сделать выбор, что она хочет от него больше, чем он предлагает.
Он не сказал ни слова.
Но это не имело значения. Она услышала все, о чем он промолчал. И в этом не было ее вины, и неважно, что он старался убедить себя в обратном. И потому он не возражал против развода и отдал ей все, что она потребовала. Он думал, так будет легче пережить это. А теперь он понимал, что его самого грызло чувство вины, хотя он и не осознавал этого тогда. Он был слишком большим гордецом, чтобы признаться в таком чувстве.
По крайней мере, в тот момент.
– Нет, – прошептал он. – Не думаю.
Нельсон кивнул, словно ждал от него именно такого ответа.
– Понятно.
Уоллес не хотел больше думать о чем-то подобном.
– Расскажите мне о себе что-то такое, что никому, кроме вас, неизвестно.
Нельсон улыбнулся:
– Это по справедливости. – Он задумчиво потер подбородок:
– Только никому не говори.
Уоллес подался вперед, удивляясь своей готовности слушать.
– Не скажу.
Нельсон посмотрел в сторону кухни, а потом перевел взгляд на Уоллеса:
– Сюда приходит санинспектор. Гадкий человек. Злопамятный. Считает, что имеет право на то, что ему не принадлежит. Я понемногу извожу его, когда он здесь.
– Как?
– Ну, делаю всякие мелкие пакости. Выбиваю из его руки авторучку или отодвигаю стул, на который он хочет сесть.
– А вы способны на такое?
– Я способен на многое, – ответил Нельсон. – Он цепляется к моему Хьюго. Вот я и плачу ему той же монетой.
Не успел Уоллес задать следующий свой вопрос, как Аполлон перевернулся на живот и поднял голову, глядя на дверь в кухню. Мгновение спустя в нее вошел Хьюго, а за ним Мэй.
Хьюго сказал:
– О чем это вы двое беседуете и не стоит ли мне забеспокоиться по такому поводу?
– Скорее всего, стоит. – Нельсон подмигнул Уоллесу. – Мы не замышляем ничего хорошего.
Хьюго улыбнулся:
– Уоллес, не могли бы вы пойти со мной? Мне бы хотелось кое-что показать вам.
Уоллес посмотрел на Нельсона, тот кивнул:
– Идите. Мэй и Аполлон составят мне компанию.
Уоллес вздохнул, вставая:
– Еще один сеанс у психотерапевта?
Хьюго пожал плечами:
– Если угодно. А может, просто два человека узнают друг друга. Почти как друзья.
Уоллес что-то ворчал себе под нос, следуя за Хьюго по коридору.
Они опять вышли на веранду. Хьюго включил гирлянду на перилах, и она замигала белыми огоньками.
Прежде чем закрыть за собой дверь в дом, он потянулся к выключателю и погасил верхнее освещение. Деревья погрузились в темноту.
– Хорошо поговорили с дедушкой? – спросил он.
– Вроде того.
– Он может быть немного… настырен. Вы не обязаны делать все, что он скажет. – Он нахмурился: – Особенно если это покажется вам противозаконным.
– А разве это имеет сейчас какое-нибудь значение?
– Нет. Не думаю. Но все же дайте мне знать. Ради моего спокойствия. – Он разгладил розовую бандану на голове. – Ваш первый день здесь. Как он проходит?