– И вы согласились? Вы поверили ему?
Хьюго кивнул:
– Руководитель обладает многими качествами, большинству которых я даже не могу подобрать названий. Но он не лжец. Говорит только правду, даже если мы не желаем ее слышать. Я не сразу смог доверять ему. Не знаю даже, доверяю ли сейчас. Но он показал мне вещи, которые я считал невозможными. В смерти есть своя красота. Мы не видим ее, потому что не хотим. И в этом есть свой смысл. Зачем сосредотачиваться на чем-то, уносящем нас от всего знакомого и привычного. Как понять, что способны увидеть далеко не все?
– Я не знаю ответов на эти вопросы, – признался Уоллес. – Ни на один из них. – И это тревожило его – он чувствовал, что ответы вертятся у него на языке.
– Вера, – сказал Хьюго, и Уоллес застонал. – Не надо. Я говорю не о религии или Боге, или о чем там еще вы могли подумать. Вера не всегда… она не только про это. Я не могу склонить вас к ней, даже если вам кажется, будто я пытаюсь сделать именно это.
– А разве это не так? – спросил Уоллес, стараясь говорить спокойно. – Вы пытаетесь заставить меня поверить во что-то такое, во что я верить не хочу.
– Почему, как вы считаете?
Уоллес не знал почему.
Хьюго, похоже, решил оставить эту тему.
– Руководитель сказал, что я бескорыстен, и именно поэтому он обратил на меня свое внимание. Он видит это во мне. Я рассмеялся ему в лицо. Как я мог быть бескорыстным, если отдал бы все на свете, чтобы вернуть их? Я сказал ему, что, если бы он поставил передо мной родителей и какого-нибудь случайного человека и велел выбрать, кому из них жить, а кому умереть, я без колебаний выбрал бы маму и папу. Бескорыстные так не поступают.
– Почему?
Хьюго, казалось, удивился.
– Потому что я выбрал бы то, что сделало бы меня счастливым.
– Это не значит, что вы небескорыстны. Если бы мы не хотели чего-то для себя, то кем были бы? Вы горевали. И не смогли бы ответить иначе.
– Руководитель сказал мне то же самое.
Уоллес не знал, что он почувствовал, услышав это. Он сам был в некотором роде руководителем, и это сравнение ему не понравилось.
– Но вы все же ответили «да».
Хьюго медленно кивнул, глядя на гирлянду.
– Не сразу. Он сказал, что дает мне время подумать, но предложение не всегда будет оставаться в силе. И какое-то время спустя я собирался ответить «нет», особенно когда он поведал мне о том, что это подразумевает. Я не cмогу… я не буду вести нормальную жизнь. Подобно остальным. Работа должна быть для меня превыше всего. И если я соглашусь, то обязан буду придерживаться этого соглашения до последнего своего вздоха.
Уоллеса Прайса много в чем в его жизни обвиняли, но только не в альтруизме. Его мало заботили окружающие, если только они не вставали у него на пути. И упаси бог, если они делали это. Но тем не менее слова Хьюго прозвучали весомо. В первую очередь из-за того, что он имел в виду, а не из-за того, что сказал. Хьюго и Уоллес оказались схожи в главном для Уоллеса аспекте – оба они, взявшись за свою работу, поставили ее превыше всего остального. Но на этом сходство между ними заканчивалось. Возможно, когда Уоллес был молод и глаза у него горели, его намерения были благородны, но это благородство быстро сошло на нет. Он всегда заботился о прибыли и о выгоде фирмы. А значит, и о собственной выгоде.
Может, они с Хьюго и были похожи, но только на поверхностный взгляд. Хьюго был лучше, чем когда-либо был он. И Уоллес не думал, что Хьюго сделал бы тот же выбор, что и он.
– А почему вы передумали?
Хьюго провел рукой по волосам. Жест был совсем незначительным и в то же время удивительно человечным, и он дал Уоллесу возможность передохнуть. Хьюго вообще действовал на него успокаивающе. Уоллеса привлекал этот человек и исходившая от него спокойная сила. И ему показалось вдруг, что он снова куда-то проваливается.
– Может, мне стало любопытно? Мое стремление разобраться во всем этом граничило с отчаянием. И я сказал себе, что если соглашусь, то смогу найти ответы на многие вопросы, о которых даже не подозреваю. И вот я занимаюсь этим уже пять лет, а мои вопросы так и не иссякли. Они стали другими, но вряд ли я когда перестану задавать их. – Он рассмеялся смехом сдавленным и тихим. – Я даже убедил себя, что смогу снова увидеть родителей.
– Но этого не произошло, да?
Хьюго посмотрел на чайные кусты.
– Да. Они… они уже ушли. Не стали медлить. Бывали дни, когда я сердился на них за это. Но чем дольше я работал, чем больше помогал людям в непростое для них время, тем яснее понимал, почему они так поступили. Они прожили хорошую жизнь, заботились и о себе, и обо мне. Им больше нечего было здесь делать. И, конечно же, они совершили переход.