– Что это означает?
– Этого я не могу вам сказать. Хотя мне очень хотелось бы. Я могу лишь указать путь, лежащий перед вами, и помочь принять ваши собственные решения.
– А что если я решу неправильно?
– Тогда мы начнем сначала. И будем надеяться на лучшее.
Уоллес фыркнул:
– И это опять вопрос веры.
Хьюго рассмеялся:
– Да, это так. Вы странный человек, Уоллес Прайс.
Проблеск воспоминания. О том, как он сам назвал странной Мэй.
– Это, наверное, самые добрые слова, когда-либо сказанные в мой адрес.
– Да? Я запомню это. – Улыбка Хьюго померкла: – Мне придется тяжело. Когда вы уйдете.
Уоллес сглотнул:
– Почему?
– Потому что вы мой друг, – сказал Хьюго так, будто это было чем-то очевидным. Никто никогда прежде не говорил такого Уоллесу, и эти слова потрясли его. Здесь, в конце всего, он нашел друга. – Вы…
Он вспомнил, что говорил ему Нельсон:
– Я вписался.
– Да, – ответил Хьюго. – Вы вписались. Я не ожидал этого.
И Уоллес ответил:
– Вы должны были не ожидать этого.
Хьюго снова рассмеялся, и они стояли бок о бок и смотрели, как раскачиваются из стороны в сторону чайные кусты.
В доме было тихо.
Уоллес сидел на полу.
Он смотрел на гаснущие угли в камине, голова Аполлона лежала на его коленях. Он, погруженный в свои мысли, рассеянно потрепал пса за уши.
Он не знал, что заговорит, пока не сделал этого.
– Я так и не состарился.
– Да, – отозвался из своего кресла Нельсон. – Полагаю, так оно и есть. И если хочешь, могу сказать, что невелика потеря, что боль и страдания ужасны и что я никому их не пожелаю, но это будет ложью.
– Мне бы это не понравилось.
– Я так и думал. – Нельсон постучал тростью по плечу Уоллеса. – А тебе хотелось бы состариться?
Трудный вопрос.
– Тому мне, каким я был, нет.
– А каким ты был?
– Плохим, – пробормотал Уоллес. – Он посмотрел на свои лежащие на коленях руки. – Я был жестоким и эгоистичным. И думал исключительно о себе. Полное дерьмо.
– Что?
– Да это все, – ответил Уоллес, борясь с раздражением. – То, что я понимаю теперь, каким был, но никак не могу изменить этого.
– А что бы ты сделал, если бы мог?
Это и было сутью проблемы. Вопрос, любой ответ на который доказывает, что он потерпел поражение в каждом аспекте своей жизни. И чего ради? В конце-то концов, что он имел? Роскошные костюмы и поражающий воображение кабинет? Людей, незамедлительно выполнявших его требования? Прыгайте, говорил он им, и они прыгали. И не из-за преданности ему, а из страха расправы в случае непослушания.
Они боялись его. И он использовал этот страх против них, потому что это было проще, чем обратить его на себя и осветить самые темные углы своей души. Страх был мощной движущей силой, и теперь, теперь, теперь он знал, что это такое. Он боялся очень многого, но пуще всего неизвестности.
Эта мысль заставила Уоллеса подняться с пола. Руки у него тряслись, кожу покалывало, но он был преисполнен решимости выполнить задуманное.
Нельсон прищурился:
– Что ты делаешь?
– Иду смотреть на дверь.
Нельсон с выпученными глазами стал с трудом подниматься с кресла.
– Что? Подожди, Уоллес, нет, не надо этого делать. Надо подождать Хьюго.
Он помотал головой.
– Я не буду входить в нее, я просто хочу ее увидеть.
Это не успокоило Нельсона. Он с ворчанием встал, опираясь на трость.
– Это неважно. Тебе нужно быть осторожным. Подумай сначала, Уоллес. Подумай крепче, чем когда-либо в жизни.
Уоллес посмотрел на ступени:
– Я думаю.
Он взошел по лестнице, Нельсон ворча следовал за ним. Они сделали остановку на втором этаже, где стены были бледно-желтыми, а пол не скрипел у них под ногами, и смотрели, как Аполлон идет по коридору к закрытой ярко-зеленой двери в его конце. Он вильнул хвостом, прежде чем пройти сквозь нее и исчезнуть.
– Комната Хьюго, – сказал Нельсон.
Уоллес уже знал это, хотя внутри не был. В другом конце коридора находилась комната Мэй. Белая дверь в нее тоже была закрыта, на табличке было написано: НЕ ЗАБУДЬ СДЕЛАТЬ ЭТОТ ДЕНЬ ПРЕКРАСНЫМ. Прежде Уоллес был на втором этаже один-единственный раз, когда в свой первый день здесь ворвался к Мэй, чтобы разбудить ее.
Он подумал, что надо бы вернуться вниз, подождать, когда прозвонит будильник, и начать очередной день.
Он развернулся…
…и пошел по лестнице на третий этаж.
Крюк у него в груди вибрировал при каждом его шаге. Он был почти горячим, и Уоллес, хорошенько прислушавшись, уловил шепот. Говорил не Хьюго, как он поначалу подумал. По крайней мере, не только Хьюго. А еще и Мэй, и Нельсон, и Аполлон, и сам этот странный дом. Но было в этом и нечто гораздо большее. Воздух был пронизан шепотом, и это походило на песню, слов которой он не мог разобрать. Шепот взывал к нему, заставлял идти дальше вверх. Уоллес быстро заморгал, преодолевая резь в глазах и гадая, слышала ли этот шепот Ли, когда Жнец тащил ее к двери, а она пыталась высвободиться из его хватки.