Выбрать главу

– Что для этого нужно? Чтобы ты совершил переход? – Уоллес вспомнил, что говорил ему Нельсон, когда они стояли под дверью. – Чтобы ты вознесся?

– А. Хороший вопрос. Что для этого нужно? – Нельсон подался вперед и тихонько постучал тростью по ноге Уоллеса. – Нужно знать, что он в хороших руках. Что даже перед лицом смерти его жизнь полна радости. Речь не о том, что ему нужно, потому что он ни в чем не испытывает нужды. А о том, чего он хочет. Это большая разница. Иногда мы забываем об этом.

– И чего же он хочет?

Вместо того чтобы ответить, Нельсон сказал:

– В последнее время он стал чаще улыбаться. Ты заметил?

– Правда? – А он-то думал, что Хьюго из тех людей, у которых улыбка не сходит с лица.

– Я гадаю, почему оно так. – Нельсон откинулся в кресле. – И жду не дождусь, когда пойму это.

Уоллес посмотрел на стоявшего за стойкой Хьюго. Тот, должно быть, почувствовал его взгляд, в свою очередь посмотрел на него и улыбнулся.

Уоллес прошептал:

– Это просто – позволить себе скатиться.

– Да, – согласился Нельсон. – Но важнее всего то, что ты предпринимаешь, чтобы вывести себя из этого состояния.

* * *

Секундную стрелку часов начало заедать спустя полчаса после закрытия «Переправы Харона».

Хьюго повесил в окне знакомую Уоллесу табличку: ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ, сказав, что это всего лишь предосторожность.

– Нас здесь нет, – пояснил он. – По крайней мере, в той реальности. Когда часы отстают, мир вокруг продолжает жить своей жизнью. Если кто придет к лавке в такое время, то увидит только темный дом и эту табличку.

Уоллес прошел за ним в кухню. Кожа у него чесалась, крюк в груди давал о себе знать.

– А кто-нибудь когда-нибудь пытался войти?

Хьюго отрицательно покачал головой:

– Я о таком ничего не знаю. Это… не вполне волшебство. А, скорее, иллюзия.

– Для перевозчика ты слишком многого не знаешь.

Хьюго коротко хохотнул:

– Разве это не прекрасно? Я и не желаю знать всего. В этом случае не останется места для тайны. А какой в этом смысл?

– Будешь знать, чего ожидать. – И стоило этим словам сорваться с его губ, как он понял, как они прозвучали. – Вот почему мы не ожидаем.

– Точно, – отозвался Хьюго, будто Уоллес сказал нечто разумное. И Уоллес решил, что проще ничего не уточнять. Так будет лучше для психики. Хьюго пошел в кладовую и стал сосредоточенно обозревать, что в ней было. Уоллес посмотрел ему через плечо. На полках выстроилось множество банок с разными видами чая. Но ярлыков на них не имелось. Содержимое большинства банок было порошкообразным.

– Матча? – пробормотал себе под нос Хьюго. – Нет. Неправильно. Падуб? Тоже нет, хотя, думаю, это гораздо ближе.

– Чем ты занят?

– Пытаюсь сообразить, каким чаем лучше всего напоить нашего гостя.

– И со мной так было?

Хьюго кивнул, показав на темный порошок наверху. – С тобой было просто. Проще, чем с кем-либо еще.

– Вау, – пробормотал Уоллес. – В первый раз слышу о себе такое. И даже не знаю, как к этому отнестись.

Хьюго рассмеялся:

– Я не… о, ты же знаешь, что я имел в виду.

– Ты это сказал, а не я.

– Подобрать нужный чай для определенной персоны – это искусство. По крайней мере, я так считаю. У меня не всегда это получается, но я совершенствуюсь. – Он потянулся к одной из банок, дотронулся до ее стеклянного бока и убрал руку. – Это тоже не годится. Что же можно… Может… вот… это? – Он снял с полки банку, наполненную скрученными черными листиками. – Это не мой чай. Я понял, что не смогу вырастить его здесь. Пришлось импортировать.

– Что это такое? – спросил Уоллес, глядя на банку. Листики казались мертвыми.

– Кудин, – ответил Хьюго, поворачиваясь к стойке напротив, чтобы заварить чай. – Китайское изобретение. Буквально «горький чай». Делают его обычно из листьев токсикодендрона и падуба. Вкус на любителя. Он очень горький, но при этом лекарственный. Прочищает мозги и зрение. Выводит токсины.

– И ты собираешься напоить гостя именно им? – спросил Уоллес, глядя, как Хьюго достает из банки скрученный листик. Едкий земляной запах заставил его чихнуть.

– Да. Он необычный. У меня еще никто его не пил. – Он посмотрел на листик и покачал головой: – Может, ничего особенного он собой и не представляет. Следи за тем, что я буду делать.

Уоллес стоял рядом с Хьюго, пока он наливал кипяток в те же чашки, что и в тот вечер, когда Мэй привела его в лавку. Хьюго осторожно опустил листик в воду. И тот распустился словно бутон. Вода приняла странный коричневый оттенок, а сам листик стал зеленоватым.