– С тобой все хорошо? – спросил Нельсон у ходящей туда-сюда по веранде Мэй и взял ее за руку. – Трудно тебе пришлось.
Она вздохнула:
– Да уж. Я знала, что так бывает. Руководитель показывал мне такие случаи. Он не первый убитый, с кем я имею дело.
– Но ты впервые действовала в одиночку, – тихо сказал Нельсон.
– Я справилась.
– Знаю. Ни секунды в этом не сомневался. А сейчас тебе можно расслабиться. – Мэй придвинулась к нему и положила голову ему на плечо.
– Ты вел себя достойно. Я горжусь тобой.
– Спасибо, – пробормотал он. – Я был почти убежден, что он прислушается к Хьюго. По крайней мере, поначалу.
– Где ты его нашла? – спросил Уоллес, глядя на чайный сад внизу. Никто из них не позаботился о том, чтобы включить свет, а луна пряталась за облаками. В темноте чайные кусты казались мертвыми.
– Рядом с местом убийства. Он… кричал. Пытался привлечь чье-нибудь внимание. И почувствовал большое облегчение, поняв, что я слышу его.
Если Алан и был похож в чем-то на Уоллеса, то это продолжалось совсем недолго.
– Ты знала?
– Знала что?
Уоллес не смотрел на них. Он распутывал в голове узел, который, как он понимал, надо бы оставить в покое, но появившаяся у него в голове мысль была очень уж назойливой. Он постарался тщательно подобрать слова:
– Он был уже мертв, когда появилась папка?
Наступило короткое молчание. Затем Мэй сказала:
– Да, Уоллес. Конечно. Иначе ее нам не прислали бы.
Он напряженно кивнул, схватившись за перила.
– И ты… что? Приняла это на веру?
– О чем это ты? – недоуменно спросил Нельсон.
Он ни в чем не был уверен. И потянул за нитку в узле:
– Вы получаете папки. Наши папки. Но только после нашей смерти.
– Да, – отозвалась Мэй.
– А почему не раньше? – бросил он в ночь. – Что мешает Руководителю или кому там еще присылать их до того, как все произошло?
Он знал, что они пристально смотрят на него, чувствовал их взгляды, впивающиеся ему в спину, но не мог повернуться. Он боролся сам с собой и не хотел, чтобы они поняли это по его лицу.
– Это работает не так, – медленно произнесла Мэй. – Мы не можем… Уоллес. Ничего нельзя было сделать, чтобы спасти те… его.
– Верно, – с горечью согласился Уоллес. – Потому что его судьба предназначила ему умереть, истекая кровью, в переулке.
– Так уж вышло, – заметил Нельсон.
– Все это кажется мне очень и очень странным.
– А смерть вообще странная вещь, – сказала Мэй. Она направилась к нему, пол веранды скрипел при каждом ее шаге. – Тут я не буду с тобой спорить. Это не… все идет своим чередом. И нам всем придется пройти через это. В смерть нельзя вмешаться с помощью…
Уоллес усмехнулся:
– Порядок. Ты говоришь мне, что человек – часть порядка вещей. А сейчас мы говорим о человеке, который страдал, а люди тем временем шли мимо. Вот во что ты веришь. Такова твоя вера. Таков твой порядок.
– А что прикажешь делать? – вопросила Мэй. Она облокотилась на перила рядом с ним. – Мы не можем остановить смерть. Никто не может. Ее нельзя победить. Все умирают, Уоллес. Ты. Нельсон. Алан. Я. Хьюго. Все мы. Ничто не длится вечно.
– Чушь собачья, – внезапно разъярился Уоллес. – Руководитель мог бы воспрепятствовать смерти, если бы захотел. Он мог сказать тебе, что должно случиться с Аланом. Мог предупредить. А ты могла…
– Никогда, – сказала шокированная Мэй, – никогда мы не вмешиваемся в дела смерти. Мы не можем этого делать.
– Почему?
– Потому что она всегда рядом. Неважно, чем ты занимаешься, неважно, какую жизнь ведешь – хорошую, плохую или какую-то среднюю, она всегда поджидает тебя. Едва родившись, ты начинаешь умирать.
Уоллес устало вздохнул:
– Сама должна понимать, как мрачно это звучит.
– И я понимаю. Потому что это правда. А ты предпочитаешь, чтобы я врала тебе?
– Нет. Я просто… в чем тогда смысл? Всего этого сразу? И по отдельности? Если все, что мы делаем, не имеет никакого значения, то зачем вообще пытаться… – Он понимал, что его заносит. Но не мог остановиться. Его кожа была холодной как лед, и вовсе не потому, что холодным был воздух вокруг. Он сжал зубы, чтобы не стучать ими.