Отсюда вместе с его учителем Кукульцином они тридцатью днями ранее отправились по Дороге богов. Но что он здесь делает? Как сюда попал? Постепенно в памяти Тутуль-Шива всплыли события последних дней.
Он вспомнил свое бегство, деревушку и как после сытного ужина вышел во двор хижины… Потом чье-то ледяное дыхание и долгое падение вниз, во время которого мимо пронеслась вся его прошлая жизнь, но не та, к которой он привык, а другая, доселе ему недоступная — ее изнанка. Совсем с другой стороны он увидел своего любящего отца, которого так и не понял в той своей прошлой жизни, фанатичного чилама Кукульцина, бросившего себя самого и многих других на алтарь великой идеи. Были там казненные без вины друзья и обласканные предатели. Как оказалось, он зачастую не тех людей согревал своим теплом, недостойным воздавал почести, преданных отдалял, а чужих одаривал. Самым чудесным образом Тутуль-Шиву открылись помыслы, желания и мотивы каждого человека, будто он сам на мгновенье мог стать кем угодно. И это откровение лишило халач-виника малейшего желания осуждать или оправдывать кого бы то ни было. Тутуль-Шив вдруг осознал, что все, кого он знал в этой жизни и еще узнает, — самые обычные люди. Не было и не будет среди них никого, кого бы боги не одарили всеми человеческими страстями. Им был подвержен и он сам — Ах-Суйток-Тутуль-Шив, наместник бога на Земле. У всех людей были свои достоинства и слабости. У каждого имелись свои «святые» цели, «благие» намерения, «вечные» ценности и вера в то, что он лучше других знает, что есть добродетель и сколько ее причитается каждому человеку в отдельности. Поэтому поступки людей нельзя было просто оценить: вот это хорошо, а это плохо. Ведь то, что для одних было благом, для других могло обернуться несчастьем. По-своему видел этот мир его дядя Хун Йууан Чак, большую часть своей жизни проживший в тени своего старшего брата Чак Шиб Чака, мечтавшего о троне Чичен-Ицы. Свои «праведные» мотивы были и у мятежного Тумуль Кин Йоки, и у многих, многих других…
— Ты, конечно, удивлен, почему ты здесь, — Тутуль-Шив не заметил, как в храме появился Кукульцин. Лицо его было хмурым и неприветливым. — Ты, нерадивый ученик, мог бы сейчас погибнуть вместе со своими солдатами от рук охотников. И в этом случае орден желтых магов навсегда прекратил бы свое существование. Пока мне еще под силу исправить то, что ты натворил. Но для этого на время я перемещу свое уай в твое тело.
— Ты думаешь облагодетельствовать меня, учитель? — усмехнулся Тутуль-Шив. В его словах уже не было былого почтения. — Довольно лжи. О том, что рано или поздно тебе понадобится мое тело, ты знал еще до того, как передал мне свой талисман. — Тутуль-Шив попытался встать, но тело его не слушалось, как если бы чьято невидимая сила удерживала его на месте. Он оставался неподвижен. Ощущение своей беспомощности испугало его. Справившись с ледяной струйкой, пробежавшей по хребту, ему удалось на некоторое время взять себя в руки.
— Ты прав, — Кукульцин сбросил маску праведника.
Его, казалось, не задевал оскорбительный тон своего ученика. — И если б ты чаще пользовался снадобьем и прибегал к помощи моих советов, то это произошло бы гораздо раньше. Связанный по рукам твоим упорным нежеланием помочь себе, я лишь изредка мог вмешаться.
— Опять ложь, — в голосе халач-виника звучали жесткие нотки. — Ты все спланировал заранее. И даже если ко мне приходили на помощь, то только чтобы спасти мое тело, столь необходимое тебе. А вовсе не поправить обстоятельства, в которые ты сам каждый раз втягивал меня обманом. Расскажи ты мне сразу обо всех моих врагах и их планах, и на сегодняшнем пиру играли бы флейты из их костей, а бой тункулей, обтянутых их кожей, открывал бы игру в пок-а-ток в честь великих богов.
— Возможно, все так и было бы, но теперь я сам уничтожу колдуна и верну трон законному правителю страны Пуук, то есть мне. — Его глаза сузились, а лицо исказил оскал. — Веками мой царственный род правил этими землями, пока предки твоего отца не залили кровью этот благодатный край. На ее запах, словно падальщики, потянулись братья черного ордена. Я подожду, пока этот самоуверенный жрец не стравит между собой халач-виников всех царств Земель фазана и оленя, а затем избавлюсь от него самого. — Кукульцин улыбнулся, словно давая понять, что разговор окончен и надо переходить к действию.
— Постой, — Тутуль-Шив попробовал пошевелиться, однако невидимая сила удерживала его на каменном полу. Он поймал на себе торжествующий злорадный взгляд своего учителя. Парализованный, не в силах хоть как-нибудь противопоставить одержимому чиламу, он впервые в жизни по-настоящему испугался. — Что теперь будет со мной? — халач-виника уже не мог сдерживать дрожь в голосе.