Она кричала, рыдала, царапалась, пыталась струёй воды извлечь из интимных глубин семена нечаянного греха.
– Идиот, я же замужем!
– Предупреждать нужно, дамочка! Я думал, ты предохраняешься, поэтому позволяешь секс без предохранения и обязательств. Не бери в голову, дело-то житейское. Если что – почистишься… я заплачу.
Наваждение и страсть как волной смыло.
Юлька внимательно посмотрела на Егора и вздрогнула. Она увидела перед собой совершенно чужого, чуждого ей грубого мужчину, который вдобавок оказался хладнокровным. Без тени романтизма и влюблённости циником.
Любовник был совсем не в её вкусе.
Иначе, чем гипнозом объяснить то, что случилось между ней и Егором, не получалось.
Можно было попытаться уладить проблему в самом начале, придумать отговорку, что было не особенно сложно.
– Господи, почему мы сильны задним умом, – недоумевала Юля.
– Неужели так сложно быть ласковой, обмануть подозрения Вадика элементарной имитацией страсти! Ах-ох, да-да, ещё-ещё, глубже, сильнее, милый, любимый. Дыши себе и дыши, пока он копошится в интимных недрах, – раздражённо выговаривала себе Юля, – так нет же, нагрубила, выставила, чуть ли не импотентом. Всё дело в собственной измене, в чувстве вины, в гадком соблазнителе Егоре, в его умении завести так, что чертям тошно. Сколько можно врать, делая вид, что муж – сексуальный гигант, гений большого секса! Сунул-вынул, вот и вся камасутра. А я… я настоящей любви хочу, одержимости, безумной страсти. Как в первый раз, как тогда… когда влюбилась в него до невменяемости.
Обижать мужа, выставлять напоказ его мужскую несостоятельность, наказывать равнодушием и эгоизмом Юлька не хотела.
Так вышло!
Психанула на себя, а оторвалась на Вадике.
Глупо и подло.
Нужно попытаться объясниться.
Не оправдаться, нет: попросить прощения, сдаться на волю сильного, уповать на его великодушие.
Юлька встала с кровати, постучала в дверь ванной.
– Вадим, можно с тобой поговорить?
Муж молчал.
– Я тебе изменила.
– Знаю, почувствовал.
– Скрывать, защищаться методом нападения, упрекать, сваливать вину за свой гадкий поступок на тебя не хочу. Скажи… мы расстанемся?
– Не знаю. Всё зависит от того, любишь ты меня или нет.
– Если скажу, люблю – поверишь?
– Почему же изменила… я действительно так плох?
– Не хочу говорить через дверь. Жду на кухне. Вопрос слишком серьёзный, чтобы обсуждать его походя. Я должна заглянуть в твои глаза… в душу.
Юлька приготовила кофе, бутерброды, закурила, хотя прежде терпеть не могла запах табака.
Вадик пришёл одетый в новенький костюм и белоснежную рубашку, даже галстук завязал.
Жена сидела перед ним в одних трусиках: худая, миниатюрная, хрупкая, словно провоцировала, намеренно демонстрируя свою беззащитность, покорность и беспомощность.
– Если хочешь – можешь ударить. Ты вправе меня наказать. Стерплю, заслужила.
– Оставь хитроумные приёмчики для любовников. Представь себе котлету, по которой ползёт таракан… на которую плюнули. Захочешь ты её съесть? Наверняка, нет! А мне это изысканное блюдо предлагаешь.
– Поверь – мне противно… и стыдно. Если не сможешь простить, я уйду. Да, рассказывать о грехопадении, живописать раскаяние, изображать смирение… ничего такого не будет, не проси. Или простишь, и попробуем начать сначала, или…
– Я тоже тебе изменю, вот увидишь. С Викой пересплю.
– Глупый. Это будет протухшая котлета, на которую наступили, по которой ползут полчища тараканов. Лучше переспи со мной. Обещаю, клянусь…
– А я не верю… так-то! Уже попытался с тобой переспать… ничего хорошего из этой затеи не вышло. Наверно с любовником больше понравилось.
– Тебе лучше этого не знать. Не желаю сравнивать. Вадик… ты можешь сегодня не идти на работу?
– Сложно сказать. Наверно могу, но зачем – чтобы устроить вечер встречи выпускницы сексуальной академии со студентом первого курса? Будешь обучать премудростям усвоенных в путешествии налево необычных сексуальных практик?
– Останься со мной. Ты мне нужен.
– Подумаю. Если да, то что?
– Просто обними. Обними и поцелуй. Пожалуйста.
– Вот ещё. От тебя пахнет изменой. В тебя впитался запах порока и похоти.
– Значит, не простишь. Я надеялась на милосердие, на великодушие.
– Надо же, какой пафос. Как у тебя всё просто: изменила – отменила. Не знаю, как правильно назвать покаяние в грехах, но я не всевышний, чтобы совершать таинство искупления.
Юлька пристально смотрела на мужа. На глаза наворачивались слёзы.
– Ты меня разлюбил… сейчас семь пятнадцать утра. Мы любили друг друга: недавно, вчера. Вадик, хочешь, встану на колени? Или уйду, если не только обнять, смотреть на меня невыносимо.
Вадик задыхался от обиды, страдал от беспомощности, но не мог представить жизнь без этой гадюки, без омерзительной, но любимой и желанной женщины, которая переступила незримую черту, позволив пользоваться священным в супружеском целомудрии телом отвратительному похотливому слизню.
На работу он не пошёл, сказавшись больным, но компромисса не принял.
Слишком тяжела была ноша, слишком велика обида.
Супруги легли в кровать, отвернувшись, уткнувшись носами в подушки, отодвинулись на возможно большее расстояние друг от друга и молчали, молчали… каждый о своём.
Часа три, если не больше длился беззвучный диалог.
Кто-то вздыхал, тогда другой вздрагивал. Плохо было и тому, и другому.
Лежали неподвижно, пока Вадим не почувствовал непреодолимое желание всего сразу: потребность простить, желание немедленно дотронуться до жены, почувствовать тепло и близость её упругого тела, ощутить знакомый вкус поцелуя, сбросить напряжение от невыносимого эротического томления, подступившего к самому горлу, разрывающему душу и тело на части.
Непросто было сделать первый шаг. Ой, как непросто.
Оргазм был незабываемый, феерический, неправдоподобно красочный и продолжительный, как сама жизнь.
Страстное примирение продолжалось до самого вечера.
Потом был ужин на скорую руку и... Вадим с наслаждением мазал Юлькину грудь малиновым вареньем и слизывал, слизывал.
Хулиганить было до чёртиков приятно. Доставляя взаимную радость, отдаваться без остатка, позволять себе привычные и запретные эротические забавы – тоже.
Юлька творила такое…
Впрочем, об этом не стоит говорить вслух. Это сокровенное, личное, о чём имеют право знать только двое: он и она.
Теперь супруги понимали: откажись они от попытки зачеркнуть прошлое – ничего подобного никогда бы не было.
В голову лезла непрошенная, весьма абсурдная мысль: если бы не измена…
Если бы не измена, они никогда не решились бы на предельную откровенность, на трогательную проникновенную искренность во всех сферах семейной жизни.
Ужасно, что к любви и согласию, к трогательным чувствам и глубинной нежности, к умению прощать и делать выводы, к обожанию и настоящей привязанности они пришли через измену.
Как говорится, – что выросло, то выросло.
Автору могут возразить: мол, верность – это промежуток между изменами, иногда столь краткий и незначительный, что превращается в математическую погрешность.
У кого как, у кого как… любовь без ошибок и страданий – иллюзия. Любимым нужно доверять, верить. Даже тогда, когда они оступились.