Вечер на деревню Ярыкино ложится незаметно. Казалось только вот-вот последние лучи ещё шарят по поленнице дров, заглядывают в местами треснувшие стекла, причесывают свалявшуюся шертску соседского одноглазого кота на завалинке, бегут по садовой дорожке и с отчаянной дерзостью заглядывают в старый колодец, стараясь проникнуть везде и всюду, а в места, ими нехоженные, непознанные отплевываясь длинной причудливой тенью, как тут же подступают густые сумерки и вот уже различимы первые звёзды, вот уже луна благословляет своим спокойным матовым светом русскую глубинку, место оккупации мирных колхозников, мужиков и баб, детей и стариков, людей, по разному одаренных внутренними нравственными и волевыми качествами, но захваченных немецкими фашистами.
Заглянем же и мы, дорогой мой читатель, на правах наблюдателя в одно из окон среди этого осеннего и столь тревожного, замирающего от предчувствия надвигающихся событий пейзажа и постараемся внимательно рассмотреть, что же все таки там происходит? Почему среди отчаянной тишины близлежащих домов этот не хочет засыпать, не хочет претворяться мертвым и обезлюдевшим, а, наоборот, оглашает всю округу пьяными криками, перемешанными с отборной немецкой бранью.
Видит ли читатель на подоконнике в маленьком горшочке робкий фикус, скромно, но весьма стойко пытающегося противостоять густому облаку никотинового дыма? Простите, а это что? Герань, кажется, во всяком случае причудливый разрез зелёных листочков свидетельствует именно об этом.
Светлое пятно, негромко напоминающее о когда то мирной жизни становления коллективизации, об упорном желании совместным трудом и бессонными долгими ночами пробить свой путь к социализму, единству, равенству и братству.
Что же за злосчастное иго разрушило покой этого дома, перевернув кухонный стол, насытив его винными парами, заставив одних в полицейской форме бегать чуть ли не на четвереньках в желании выслужиться перед серыми офицерскими мундирами, перед жадностью топтать несгибаемым маршем чужие земли, перед жгучей ненавистью к народам, испокон веков его заселяющим, перед непоколебимой уверенностью в том, что никто, кроме них, что в них зарождается начало всех начал, все же остальные...рабы от рождения, пребывающие в этот мир с единственной целью - преклонять колени перед знаменем черной свастики на красном фоне и быть марионетками в руках их доблестного, всемогущего фюрера!
Эй, старая калоша, какого черта мой стакан до сих пор пуст? Или ты хочешь, что бы горло настоящего арийца совсем пересохло от жажды? - подошва начищенного до блеска офицерского сапога весьма ловко отпечатала свой рисунок на заднице русской пожилой женщины, заставив ее отлететь в сторону и чуть ли не свалиться под ноги бравых солдат Вермахта, - тащи сюда бутылку шнапса и быстро! Я долго ждать не намерен! Видимо у вас тут совсем плохо с дисциплиной, ну да ничего, под моим зорким оком ты будешь у меня как шелковая!
Раскатистый хохот разбежался по стенам жилища, в котором когда-то, может быть в другой жизни, она была полноценной хозяйкой. Смычный плевок же в ее сторону говорил о том, что те времена уже прошли и, возможно, никогда больше не вернутся.
- Итак, Вольфганг, так что же предпримем? Ты сам говорил, что этот пёс уже вне себя от ярости. Представляешь, что может случиться, если мы и дальше будем будем бездействовать? Меня совсем не прельщает видеть ни себя, ни тебя в рядах штрафного батальона! - утерев тыльной стороной ладони губы от весьма удачного броска слюной и загасив в полупьяном взгляде искры потрясающего его тело совсем недавно истерического хохота спросил Петер, - ты же всегда отличался весьма здравым мышлением. Неужели сейчас ничего не можешь придумать? Вот веришь или нет, но лично я в тебе абсолютно уверен, более того, ты неоднократно доказывал, что на тебя можно положиться даже и в большей казалось бы передряге!
Есть одна идея, Петер. Слышал что нибудь об охоте на живца? Да впрочем что я спрашиваю, ведь твое имение славится своими охотничьими угодиями. А какие у тебя борзые, эх! Твой отец знает в этом толк, точно тебе говорю, недаром сам Геббельс приезжал прошлой весной к вам поохотиться. Правда этот матерый кабан чуть не снёс ему полголовы, но, на мой взгляд, охота была весьма удачной. Интересно, а Пауль после такого инцидента не изменил своей закоренелой привычке брать в руки оружие?
- Теперь он перенес эту свою страсть к охоте на евреев, Вольф, они менее агрессивны.
Друзья вновь весело рассмеялись, вспоминая беззаботную пору их ушедшей юности.
- Но ближе к делу, Вольф, что ты говорил про живца? По глазам вижу, что ты придумал что то стоящее. Давай, выкладывай!
Шульц снисходительно усмехнулся и из подручных средств, а именно из коробка спичек, нескольких неочищенных картофелин и двух горбушке хлеба приблизительно составил что то похожее на карту района.
- Искать их по лесам бессмысленно, не так ли? И местность эти псы знают лучше нас, и средств у нас для этого нет, что бы развернуть облаву по всем законам жанра, но...
Здесь гаутпман сделал многозначительную паузу. Пихлер смотрел на него с нетерпением.
- Да давай уже, выкладывай, не тяни! - казалось Петер сейчас подскочит от нетерпения.
- Но, как известно, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. Значит поступим следующим образом. Устроим карательную операцию. Построим виселицы и предадим гласности то, что каждый из жители этой деревни будет на ней вздёрнут, от малого ребенка до последний старухи, если чёртовы партизаны не выйдут из леса. В поощрении их доброй воли пообещаем, что ни один из них не будет уничтожен. Их возьмут в плен и по всем правилам войны направят только на принудительные работы в Германию.
Петер на секунду задумался.
- А знаешь что? Ты гений! Нет, правда, Вольф, блестяще придумано, обожаю твою умную рыжую голову!
И Петер с ажиотажем хотел крепко поцеловать своего закадычного друга, но в тот момент, когда он приставал со своего места и проятигивался к Шульцу свои руки на их стол неожиданно налетел сильно пьяный капрал да так неудачно, что перевернул его. Остатки мутного самогона брызнули на китель гауптшарфюрера, оставив на нем несмываемое грязное пятно.
- Ах ты, дрянь! Совсем, сука, дороги не видишь?
Кулак Шульца в коротком замахе четко ударил в череп пьяного немца, прибавив к пятну от самогона на своей форме ещё и капли крови.
Капрал был сильно пьян, но реакция его ещё ни разу не подводила, даже в таком состоянии. Схватив левой рукой пустую бутылку из под самогона он резко ударил ей Вольфа снизу вверх так, что бутылка разлетелась именно в области кокарды на фуражке.
- Грёбаный ублюдок, да как ты смеешь! - его собрат по несчастью Петер был вне себя от ярости.
Он оттолкнул капрала далеко в сторону, так что тот приземлился на свою пятую точку, но к Пихлер сразу подскочили ещё двое. Один схватил его за ворот и произвел сильный удар в живот, второй о спину Пихлера