Битых два часа водила русская женщина по непроходимому дремучему лесу бравых солдат Вермахта и пара десятков полицаев. Два часа их сапоги под непрекращающимся противным осенним дождем месили грязь, спотыкаясь о корневища деревьев, пробираясь сквозь густо сросшиеся ветви хвойных деревьев и кустарников, пока они в третий раз не вышли на то же самое место.
- Всем стоять, - издал приказ Шульц, - ты что, старая ведьма, решила водить нас по кругу? Ты действительно думаешь, что немецкого офицера так легко обмануть и я не смогу обнаружить, что к этой поляне мы выходим уже в энн-ое количество раз?
Гауптшарфюрер крепко держал в своей руке овчинный полушубок женщины в области ее груди и всем весом прижимал к земле. Горящие гневом глаза кидали молнии.
- Клянусь богом, господин офицер, они здесь были, я вас не обманываю!
- Да что ты врешь, стерва, за все время наших поисков мы не нашли ни единого окурка, ни горстки пепла от костра...или, по твоему, они сидели на деревьях?
- Да ничего она не знает, господин гауптшарфюрер, - обронил один из палицаев, держащий в своих толстых брыластых губах рыжую пожухлую травинку и изрекшим ту истину, которая практически каждому уже была известна.
- Молчать! - крикнул Шульц в ярости, с силой оттолкнул от себя пленницу и, задумавшись, отошёл в сторону.
Да, действительно, пособница партизан ни о чем не знала. Было наивно полагать, что эти оборванные, полуголодные выродки леса посвятят ее в более или менее стоящие подробности. В их игре она выполняла роль поставщика, не более, передавая необходимую информацию и продукты тому, кого направляли раз от раза ее навестить.
Отчаянный стыд за свою глупость, за то, что так слепо доверился своей удаче в погоне за воображаемым противником душил Шульца. Ему уже слышалось, как будто отряд его верных солдат, а вместе с ними и полицаев еле сдерживаются, что бы не расхохататься.
- Пристрелите ее, - скомандовал гауптшарфюрер и бросил свой,, вальтер,, на траву.
Один из чернокительнивов с белой повязкой на рукаве, а именно Егор Красильников осторожно поднял оружие и вложил в руки второму полицию.
- Если мне не изменяет память это же его брат, - подумал про себя Шульц.
И точно, два полицая были на удивлении друг на друга похожи, только один из них был черноволос с хищными линиями лица, выдающего в нем настоящиго прирожденного убийцу, второй же рус и намного мягче по характеру.
- Ну, братка, вот и настал твой черед себя проявить, - хищно оскалился Егор, - докажи свою преданность господину гауптшарфюреру.
Семён Красильников, а именно так звали второго полицая неумело взял в руки предоставленное ему оружие, как будто сталкивался с ним впервые. Его руки заметно тряслись.
Боже мой, что делать? - думал он, - я не могу выстрелить в эту женщину!
Младшего Красильникова сделали полицаем совсем недавно, когда наши доблестные ряды красноармейцев пытались вырваться из окружения, и когда по нелепой случайности Семён угодил в фашистский плен. Его брат, отнюдь, сделал свой выбор сознательно и, как он любил говорить, по глубоко идеалогическим рассуждениям. Именно Егор и спас ему тогда жизнь, уговорив перейти на сторону фрицев, но в данную минуту решение Степана, казавшееся тогда наиболее правильным, дало сейчас глубокую трещину.
- Уж лучше бы меня пристрелили, - думал новоиспеченный полицай, - во всяком случае погиб бы с честью.