— Вай-вай, — сказал Оджор Аймет, пригорюнясь, — какое поразительное несчастье! Такой достопочтенный, богатый человек — и бежит с винтовкой от могилы предков. Недаром в этом году много скорпионов и змей… Аллах милостив, он развеет нечестивых. Он уберет их с земли, положит всех в длинную коробку и проткнет одной большой иглой. Потом поджарит на хорошем огне и накормит своих чертей.
— Когда же, — спросил Кака-бай, — аллах начнет их кормить? Пока он соберется, у меня ни одной овцы не останется. Уже отстала отара с ягнятами. Не знаю где. Пропала, наверно.
— Аллах все вернет!
— Боюсь, всего не вернет… Оджор Аймет! Ты легкий человек. У тебя верный глаз. Ты все видишь и знаешь. Проведи овец и моих домашних через границу. Значительна будет моя благодарность.
— Хорошо, — вздохнув, ответил лукавый Оджор, — я проведу тебя стороной от „зеленых фуражек“. Я знаю незаметное место. Там нет следов ни лошадей, ни человека. Только луна и барсы. Ты спасешь свои стада… Посади, пожалуйста, Палвана на сильного верблюда, а меня на быстрого коня. Аллах говорит: „Помогай людям в несчастье, и все, что получишь от них, останется твоим“.
— Что делать, если ты так дружен с аллахом!
— Я знаю, что делать, — сказал Додур. — Все плачут и стонут. Я не плачу. Я мужчина.
Он подошел к могиле.
— Клянусь на святой могиле: мы вернемся на наши колодцы! Я верну тебе все, отец! Оджор Аймет! Есть люди справедливости в твоей стране?
— Для справедливого дела люди найдутся, были бы деньги для людей.
— Денег не жаль, — взволнованно сказал Кака-бай.
— Нам ничего не жаль, — повторил Додур. — Мы потеряли одну отару. Я верну сорок отар! Я соберу джигитов, я буду биться. Буду сердар[11]. Отец! Стыдно сыну Кака-бая сидеть на бедняцкой лошади. Не о ней ли поется, что плеть с железной ручкой — просьба ее? Мне — ездить на кляче?
— Чего хочешь, Додур?
— Отдай мне Дик Аяка!
Нур Айли выпрыгнул из могилы.
— Кака-бай! — сказал он и задохнулся. — Не отдавай! Я буду твоим слугой всю жизнь. Твое сердце скакало от радости, когда ты сидел на Дик Аяке. И ты отдашь его?.. Он (к Додуру) не умеет держать повод мысли в руке, Кака-бай!
— Молчи, — прошипел Додур, — в рот тебе прах и камни!
— Я не буду молчать, нет! — взвизгнул Нур Айли. — Я сделал его победителем. Ради Дик Аяка я бросил свою страну. И я буду молчать? Кака-бай! Ты хочешь, чтобы твоя гордость сдохла?
— Довольно! — сказал Кака-бай. — Я знаю, что делать. Я хочу жить там, где умер мой отец. Возьми Дик Аяка, Додур!
— Не отдам! — прошептал Нур Айли.
— Эй, горбун!
Додур плечом толкнул Нур Айли. Тренер пошатнулся и отступил.
Луна стала низкой. Могила потемнела. Пастухи начали собирать стада:
— Гурр-роу, гурр-роу, гур-гур-гур-гур гурр-роу!
Женщины подымались, зевая и ежась от предутренней свежести. Додур и Кака-бай ушли к пастухам.
Ай Биби скользнула к могиле.
Нур Айли, озираясь, подтягивал подпругу Дик Аяку. Он ждал Ай Биби.
Все кончено. Осталось бежать.
Кака-бай вернулся, чтобы поторопить женщин. Возле могилы он неожиданно наткнулся на Ай Биби.
— Ты что здесь?
— Святая могила!
— Знаю. Иди!
— Я лечиться…
— Что?
— Живот болит.
— Собирайся. Сейчас едем.
— Ой, болит!
Стада потянулись за бугры. Нур Айли дрожал от ожидания. Вдруг он услышал сердитый голос Кака-бая и жалобный Ай Биби. Он безвольно махнул рукой, схватился за холку Дик-Аяка. Быстро осмотрел все кругом, повернулся и побежал к могиле.
— Кака-бай!
— Валла! Еще что?
— Тебя Оджор Аймет зовет, Кака-бай! Люди появились.
— Вай! — вскрикнул Кака-бай, звякнул винтовкой и исчез за могилой.
Нур Айли схватил женщину за руку.
— Скорей! Нет никого!
— Уходи, Нур Айли, — сказала, неслышно подойдя, Анна Джемал. — Нехорошо мужчине быть возле женщин.
— Я лечилась, Анна Джемал, — быстро заговорила Ай Биби. — Нур Айли мне показывал. Он все знает. Ты тоже лечилась, я видела. Неправильно ты лечилась!
— Что неправильно?
— Неправильно! Так не действует!
Ай Биби потянула Анна Джемал за длинный рукав шубы к одному из углублений могилы.
— Сперва надо сюда залезть, потом тряпочку привязать. А ты не лазила! Лезь. Я помогу тебе.
— Что выдумала? Некогда сейчас.