Сзади охватили ее руки, запахло табаком.
— Тинулька, ты что тут?
— Андрей! — прошептала женщина и уткнулась носом в пропахшую потом гимнастерку.
Молла При первый услышал далекий топот коней. Это было под утро.
Директор в воротах соскочил с седла. Вороной его поводил мокрыми, запыленными боками и вытягивал шею, зевая, потом расставил задние ноги и стал звонко мочиться. Старик подошел и несмело взял жеребца под уздцы. Возле высокого откормленного копя Молла При выглядел совсем игрушечным.
— Ну, старик, — сказал Метелин, — ты молодец, быстро бегаешь. Стадо мы отбили.
Молла При грустно улыбнулся: он не понял, за что его похвалил начальник. К Метелину подбежал конюх.
Конный двор проснулся. В ворота въехал Кулагин и спрыгнул на рыси с седла. Серый копь встряхнулся, склонил шею и фыркнул ноздрями в пыль. Молла При робко улыбнулся. Кулагин похлопал его по плечу.
Всадники настигли стадо у границы, там, где долина расходится вширь пологими холмами, одинаковыми на советской и афганской стороне. Овцы рассыпались по холмам и мирно паслись под звездами. Услышав погоню, басмачи оставили стадо, увезли с собою на седле одного козла.
Пограничники поехали вдоль границы. Чик погнал стадо назад, в долину.
Утро распустилось над холмами. Молла При пошел к своему стаду. Рядом с ним шагал молодой верблюдчик.
Кулагин послал его со стариком. Выйдя за постройки, молодой человек пошел хорошим шагом. Молла При почти бежал за ним. Голова его была пустой, ни одной повой сказки не возникало в этой насмешливой голове.
Старик устал от долгой ночи, ему хотелось спать, он спотыкался о камни, по семенил за верблюдчиком, не останавливаясь, пока не услышал вдали знакомого блеяния овец. Тогда Молла При остановился, перевел дыхание, вытер папахой пот с лица и пошел медленно и спокойно, как старый, всеми уважаемый человек, пастух своего стада.
Холмы были голы и безлюдны, стадо блеяло за поворотом долины.
Молодой верблюдчик продолжал идти быстро. Молла При коснулся рукой его плеча.
— Куда можно добежать, туда можно и дойти!
— А разбойники?
— Они не вернутся.
— Кто знает? Станет им жалко своей добычи…
— Нет, овцы худые, разбойники сами их бросили. Утром увидали, такая хурда, гнать таких худых овец не стоит.
Стадо показалось из-за большого бугра. Впереди шли старые, вонючие, бородатые козлы, остриженные, как мальчишки, наголо, за ними — толстые, раскормленные валухи.
ПРОСТОЕ СЛОВО
В тридцатых годах по станциям Мургабской железнодорожной ветки бродил нищий белудж — высохший великан в оборванном халате. На голове его лежал клок шерсти, повязанный тряпкой; голые до колен ноги — в синих язвах; лицо похоже на лошадиный череп; пустые глаза.
— Давай двадцать копеек, — говорил он спокойным гнусавым голосом и с силой дергал пассажиров за рукав.
Ему не подавали.
— Иди работать. Помоги вагон разгрузить. Рубль на хлеб получишь.
— Нужен ему хлеб! Он терьяк глотает, терьякеш несчастный. Отойдп, бесстыжий!
Белудж смотрел бессильно и нагло. К нему поворачивались спиной. Он шел дальше, согнувшись и выставив громадную ладонь. За пим по пыльному перрону ползла скучающая тень.
Мы возвращались из пустыни.
Тени неслись впереди коней. Лошади шли крупной рысью по узкой заветной тропе.
День был удачным.
Среди отдаленных бугров мой товарищ Парчагин разыскал ловко скрытые стада Джапар-бая. Напрасно лукавый старик в блестящей чалме разводил руками и обиженно тряс бородой: Парчагин хорошо знал пустыню. Напрасно миловидные байские жены, звеня серебром нагрудных украшений, хлопотали над богатым пловом и сам старик раскладывал перед нами узорный дастархан[16]с сабзой, фисташками и крашеными леденцами. Парчагин, напившись зеленого чая высокого сорта и наевшись до отвала, по неразборчивым следам отыскал отары отборных каракульских овец. Мы выбрали то, что нам полагалось.
На закате мы пересекли песчаную возвышенность и начали спускаться к станции.
Перед синей ночью встала красная водокачка. Внизу протянулись огороды, улица, кибитки. Пустыня кончилась у старого арыка.
Арыки переплетались, как линии ладони. Горбатая тропа тянулась вдоль дувала. За дувалами бывшие кочевники возвели глинобитные кибитки, но жили рядом — в войлочных. У кибиток на аркапах скучали круторогие бараны.