За кибиткой он увидел женщин. Ак Сона золой присыпала рассеченный подбородок Ай Биби. Рослая и сытая Наубад Гуль с любопытством смотрела на них, жуя по привычке чурек. Ай Биби дергала носом и бессильно вздыхала. Бледность ее лица и открытая голова удивили До-дура. Он хотел остановиться, но услышал тревожный голос Кака-бая:
— Не продам!
— Кого, отец? — спросил Додур, появляясь из-за кибитки.
— Дик Аяка!
— Ты хочешь продать Дик Аяка?
— Я не хочу, он хочет, — Кака-бай показал пальцем на Нур Айли.
— Ты?.. Ты с ума сошел? Или душа у тебя, как твоя спина?
— Я только советовал, Додур-бай. Время подлое, могут отобрать.
— Я ускачу на нем в пески.
— От такой власти не ускачешь, — задумчиво молвил Кака-бай.
— Не хотите — не продавайте, — с притворным спокойствием сказал Нур Айли. — На том ослике моего вьюка нет, если упадет, то и дела нет.
— Так ты нам служишь?! — вспылил Додур.
— Довольно! — сказал Кака-бай. — Нур Айли плохого не посоветует. Не увезти ли нам Дик Аяка на другой колодец? Подальше?
Вечером приехали колхозники.
Псы, отлаявшись, ушли каждый в свою тень. Колхозники привязали ишаков за колодцем и направились к кибиткам. Их было трое: спокойный хитроумец Аллаяр Сапар, услужливый Кули Кама и Пузы Позы — человек страстный и язвительный.
Кака-бай встретил колхозников с приветливым безразличием. Он привык к гостям. К богатому его плову каждовечерне собиралось с других колодцев и дождевых ям не менее десяти человек. Посещение, как всегда, началось вежливыми расспросами:
— Спрашивайте!
— Вы спрашивайте!
— Все живы-здоровы?
— Слава богу!
Анна Джемал принесла чай с кишмишом и чуреком. Кака-бай спросил:
— Новости есть?
Рассказывал Пузы Позы. Он быстро пил чай, горстями брал байский кишмиш и говорил безостановочно об всем: чай в кооперативе дают, мануфактуру дают — белую и пеструю, новые халаты есть, трактор привезли, Ходжа Баба Ишан буланую кобылу продал, Атаджан-бай жену убил…
— За что? — спросил Кака-бай.
— В город убежала. Через четыре дня соскучилась и вернулась. Ой! Атаджан-бай, пьяный, схватил жену за косы. Косы такие — котенок с ними на полу играл. Атаджан-бай привязал косы к седлу, крикнул и помчался. В песках косы отрезал — и из винтовки в жену. Пулю в рот, пулю в грудь… Вернулся домой — одни косы у седла… Судить будут.
— Да будет благословенна его рука!
— Мы приехали к тебе, Кака-бай, говорить о деле.
Кака-бай затянулся из чилима, выпустил облако белого дыма, сел удобнее и положил руки на колени. Когда Аллаяр произнес имя Дик Аяка, Кака-бай нахмурился и отяжелел. Додур, вертя в руках папаху, с презрительной убедительностью прошептал:
— Друзей не продают!
Кака-бай остановил его движением ладони и выслушал Аллаяра Сапара до конца. Помолчал. Перетрогал все пальцы ног и долго разглаживал пятки.
— Я посоветуюсь с женами.
Это был грубый отказ. У Аллаяра сузились глаза. Пузы Позы мысленно пожелал Кака-баю сесть во сне на корову[3]. Кули Кама весь изогнулся.
— Не отказывай нам, Кака-бай! Мы просим тебя, аллах да пошлет тебе благочестие, продай нам Дик Аяка!
— Я сказал — нет!
— Пусть увеличится твое богатство!
— Нет.
— Пусть будут у тебя сыновья-двояшки!
— Нет.
— Чтоб твое семя высохло! Чтоб на этом месте, где ты живешь, только ветер дул! — пробормотал Пузы Позы.
Аллаяр Сапар поднялся.
— Пожалеешь, Кака-бай! Захочешь вернуться по своим следам — следов не будет.
— Раньше времени и муха не умирает.
— Скоро умрет! — проговорил Пузы Позы и повернулся спиной.
Колхозники уехали.
Ночью Кака-бай с сыном поскакали в оазис к Ходже Баба Ишану узнать о близости недобрых дней, на которые намекал Пузы Позы.
Две младшие жены Кака-бая сидели на бугорке за кибитками. Ай Биби, прикасаясь пальцами к подбородку, смотрела на закат. Была тишина близкой ночи. За колодцем пастух играл на туйдуке свою сердечную печаль.
— Разведусь, — сказала Ай Биби и порвала нагрудные украшения. — Не нужно мне ничего! Убегу, — прошептала она и заплакала. Потом собрала упавшее серебро, плакать перестала и нахмурилась.
— Только не возвращайся. Убьют. Прижгут каленым железом — все расскажешь. Привяжут за косы к седлу… Я бы тоже убежала. Страшно! — Ак Сона прижала к лицу кулачки.
— Жизнь превратил в пепел. Уйду или умру.
— Он думает, сыновья делаются от солнца. Согрелась на бугорке — готов сын. Салтык![4] Ни один молодой мулла на колодец не приезжает. Лечиться не у кого.