— Мужчину надо. Где него возьму?
— А Нур Айли?
— Он горбун, не мужчина!
— Нет, мужчина. Красивый.
— Сын от него будет горбатым?
— Н-не зпаю… Если баран пестрый, ягнята тоже рождаются пестрыми.
— «Пусть будет горбатый!
— Что ты… Ой, страшно! Убьет тебя Кака-бай, а твоему Нур Айли отрежет ухо. Сын родится горбатым — и сына убьет. Не делай этого, Ай Биби!
— Он разорвал мне сердце жилка по жилке. Я от горя пьяная. Он всегда меня будет бить и кричать: „Давай сына! Давай сына!“ Пусть его сын будет горбатым!
— Ай Биби!
— Если скажешь, на тебе останется моя кровь. Молчи!
Дик Аяк был серой масти. Он мог обжечься о горячий песок. Нур Айли купал его в песке вечерами.
Жеребец катался в чистой ложбине, храпел от наслаждения и стучал копытами, потом сел на зад по-собачьи. Вскочил и, вытянувшись, встряхнулся, закинув голову, понюхал воздух и задрал в вожделении верхнюю губу.
Нур Айли повел Дик Аяка к колодцу.
У колодца он привязал жеребца арканом, покрыл войлочной попоной, стреножил и принес два снопика люцерны. Поправил на шее сердоликовое ожерелье с амулетом и поцеловал коня в храп.
День кончен. Пустыню занимала ночь. Нур Айли пошел к стаду, где пастух играл на туйдуке.
В стороне от кибиток стоял купол глинобитной печи. У тандыра одиноко сидела Ай Биби. Удивленный Нур Айли остаиовился.
— Зачем сидишь здесь?
— Так. Сижу.
— Почему не спишь?
— Не хочу. Боюсь. Сумасшедший снится.
— Кака-бай?
— Да. У меня подбородок болит.
Нур Айли подошел к тандыру и посмотрел на Ай Биби. Она была растрепана. Стояла тишина. В тишине пропадала последняя черта заката. Нур Айли усмехнулся.
— Где твое серебро?
— Для кого надевать? Когда женщину бьют, она должна ходить оборванной.
— Еще раз побьет!
— Тогда я умру… Я сына должна родить. Твой сын будет горбатым, Нур Айли? Похожим на кангарак?[5]
— Что? Я родился прямым. Отец мой был великий чапарман. И дед был чапарман. Я сел на лошадь, когда не доставал подпруги. Однажды рядом со мною скакал дурак — ему на ишаках ездить! — он перекрестил мне дорогу. Я ударил его. Он выбил меня из седла. Конь наступил на меня и сломал мне спину.
— Твой сын будет обыкновенный?
— Мой сын будет прямым, как ты. Высоким, как Дик Аяк. Сильным и ловким, как уздечка в моей руке… Нет у меня сына! У Кака-бая пять жен, а я всегда один.
— Ты хочешь сына, Нур Айли?
— Ты смеешься надо мной? Я не хочу бранить тебя, женщина, а смеяться над собой…
Нур Айли ударил уздечкой по сапогу и пошел прочь от тандыра. Ай Биби поднялась.
— Я не смеюсь над тобой.
Нур Айли шел, стараясь быть прямым.
— Я ничего не знаю. Постой, Нур Айли! Я такая молодая…
Нур Айли приостановился, не оборачиваясь.
— За что бьет меня Кака-бай? Отец мой тихий, он меня не бил. От сумасшедшего не может родиться сын.
— Ты дерзкая. Кака-бай любит тебя.
— Любит? Он свой живот любит. У тебя нет жены, Нур Айли?
— Нет.
— Ты никогда…
— Я никогда не любил женщин.
— Никогда не полюбишь?
— Кто полюбит меня?
— Женщины отворачиваются от тебя?
Нур Айли обернулся и пошел.
— Подожди, Нур Айли! Я не отворачиваюсь от тебя.
— Я думала, ты не мужчина.
— Глупая!
— Да. Я не смотрела еще ни на одного мужчину.
— Чего ты хочешь от меня?
— Сына!
Нур Айли вплотную подошел к Ай Биби.
— Ты сказала? Повтори!
Женщина опустила голову.
— Стыдно!
— Ты — девчонка!
— У меня душа болит.
— У многих болит.
— Да. У тебя добрые глаза. Ты хочешь иметь жену?
— У меня не будет жены.
— Будет!.
Ай Биби отступила за тандыр и, стоя боком к Нур Айли, лукавым голосом запела:
Длинная ночь, прохладные тени…
Милый, ляжем вместе, пусть страдают другие!
— Хорошая песня!
Ай Биби улыбнулась и вскочила на тандыр.
Я на тандыр встала, цветами стала играть, Закрыла милого своею тенью.
Нур Айли замер.
— Посмотри мне в глаза! Хорошо посмотри.
— Я смотрю на тебя, Нур Айли!
— Как смотришь на меня?
— Как на… милого!
Нур Айли снял Ай Биби с тандыра и охватил ее плечи. Ай Биби откачнулась и пальцами уперлась в его грудь.
Этой ночью придет ко мне мой милый, И она пролетит для нас, как сорок дней!
Задолго до рассвета Анна Джемал открыла сундуки и начала собирать шелк, серебро и халаты. Старуха проворно двигалась в привычной тесноте. Только снимая с деревянного крючка детскую люльку Додура, вдруг уронила ее и застыла.