Когда все, что можно было, он измазал своим волшебным снадобьем, довольно цокнул и приказал:
— Лежи смирно минут двадцать. Затем приступим к передней части. Я пока кофейку попью.
Я промычала согласное угу, ничего, собственно, не подозревая. Что мне, жалко что ли, пусть попьет кофейку. А я спокойно полежу. Тем более, мне есть о чем подумать.
Но через несколько минут мне все стало абсолютно ясно.
— Сани, ты предатель, — прохрипела я, еле сдерживаясь, только лишь бы не закричать от боли.
Шрамы не просто пощипывало, как в первый раз. Их нестерпимо жгло, словно ко мне снова прикасаются раскаленным железом. Я ерзала на кушетке и проклинала этого чертову самоучку. До тех пор, пока не почувствовала, что внутри меня снова вспыхнул огонь. Но в этот раз он был намного сильнее и злее, янтарные языки жалили и бились в моем сознании, и я никак не могла их утихомирить. Сквозь шум в ушах я услышала крик Сани:
— Ну же, Каролин! Непалий! Направляй энергию в камень.
Ну, непалий, черт подери, так непалий. Лучше уж рискнуть, чем свихнуться от неконтрллируемого пожара в своей черепушке. Я мысленно раскатала красную торжественную дорожку от макушки до руки, где держала камень. Точно такую же, как выстилают перед важными персонами. А затем пригласила этого огненного зверя прогуляться до во-он того камушка. Слава Всевышнему, он и не сопротивлялся особо. Энергия потекла к камешку, как миленькая, легко впитываясь в него, словно в песок.
Как только во мне огня стало меньше, стало легче дышать, спину перестало жечь, а камень согрелся и перестал вибрировать.
Сани заботливо утер мое мокрое от слез лицо и погладил по голове, как маленькую. Мне очень захотелось послать его в кругосветное путешествие, но он высказался первым:
— Ты умничка, Каролин. Ты все сделала правильно. И камень принял тебя. Теперь ты его полноправная хозяйка. А шрамы, кстати, порозовели и натянулись тонкой новой кожицей. Полежи, отдохни. Я схожу еще за одной порцией мази, и мы продолжим.
И мы продолжили.
И через полчаса, и на слеющий день, и еще целую неделю я терпела эти экзекуции. Правда, теперь не жаловалась и не ныла, потому как уже через несколько дней сама заметила разницу. Сначала на шрамах появились ожоги, а затем они стали быстро заживать, прикрывая рубцы тоненькой молодой кожицей. Она розовела и пульсировала, говоря о том, что еще очень ранима, и надеяться на нее не стоит. Но мне очень хотелось верить, что шрамы хотя бы перестанут быть такими уродливыми.
Непалий помогал мне справиться с бушующей энергией, и про себя я назвала этот невзрачный камешек Проглотом. Он слизывал все, что я ему отдавала, словно бездомный оголодавший кот. И если бы у него были глазки, то он наверняка бы смотрел на меня жалостливо, прося еще одну маленькую порцию. В конце концов я настолько отождествляла этот камушек с живым существом, что перестала его бояться. Мысль о том, что этот кусочек астероида может быть крайне опасен, я спрятала поглубже и больше не возвращалась к этому вопросу. В конце концов, проблемы нужно решать по мере поступления.
Сейчас я совершенно не знала, как из осколка, напичканного магией, сделать настоящий артефакт. Да и какое на него наложить заклинание, еще не придумала. Все же женщине сложно остановиться на чем-то одном. А об универсальных артефактах я еще никогда не слышала.
38.1 Посылка
Как правило, Сани лечил меня по утрам.
Затем до обеда я валялась на диване, одетая в простую легкую рубаху. А мой личный целитель не покладая рук работал в своей лаборатории.
Я часто наблюдала за ним и поражалась, насколько Сани был аккуратен, все его движения были точными, выверенными. К тому же с первого взгляда было понятно, что он очень любит свое дело. И это обнадеживало. Человек, который любит свою работу, не может делать ее плохо.
Во второй половине дня я постигала науку наложения исскуственного слоя кожи. В идеале мне нужно было научиться делать слой тонким и ровным, чтобы края настолько плотно прилегали к моему лицу, что никто бы и не подумал, что от уха и до подбородка у меня намазюкана заплатка. Не скажу, что это было лешко. Однако все наши уроки проходили достаточно весело. Сани, пока я замазывала шрамы, не давал возможности мне даже подумать о прошлом, и за это я ему была очень благодарна.
Я боялась признаваться себе, что уже считаю его своим другом. И он, будучи смышленым малым, не требовал от меня никаких признаний.