— Да, это часть Британской империи, — терпеливо объяснил Билли. — Где-то к северу от Лондона. Старик разводил там лук и картошку. Но место было не ахти. Почти весь год — снег. Отец посчитал, что здесь куда лучше.
Он погладил свои длинные, свисавшие, как у моржа, усы:
— Золота, правда, так и не нашел…
Как и отец, Йорки женился на аборигенке. Она выглядела совсем девочкой. Больше всего поражали ее тонкие как спички ноги. Пока мы разговаривали, она смущенно стояла под навесом с детьми.
— Это моя вторая жена, — сказал Йорки. — Первую я нашел, когда бродил по бушу. Она умерла. А эту, новую я получил по закону племени. Ее родители просватали свою дочь за меня еще до ее рождения. Такие обещания нарушать нельзя. Конечно, тут как повезет. Во-первых, мог родиться мальчик, и тогда все отменилось бы. Во-вторых, девочка могла оказаться совсем хилой, тогда пришлось бы долго ждать, прежде чем жениться. Но мне повезло, она хорошая жена.
Йорки поселился неподалеку от Нурланджи, рассчитывая сдавать лошадей внаем заезжим охотникам. Но большинство гостей предпочитали стрелять из джипа, и Йорки переживал трудные времена. Раньше, когда он по праву слыл одним из лучших стрелков во всем крае, жить было намного легче.
— За большого буйвола получал, бывало, двадцать фунтов, а теперь и цены такой нет, — вздохнул он. — Если заработаю несколько фунтов, уже хорошо. Иногда перепадает пара монет за динго. Неплохо дают за крокодиловую шкуру, только пойди достань ее… Как-то живу. И все еще надеюсь на золото, хотя мой старик так и не нашел его.
— А что, буйволы действительно опасны? — перевел я разговор на волновавшую нас тему.
— Так оно и есть, можете не сомневаться. Никогда не знаешь, что у него на уме. Бывает, охотник всадит ему пулю, но не дострелит до конца. Вот он и ходит с пулей в боку, ищет, кому бы отомстить. Среди них есть вообще дурные от природы. Эти, как завидят человека, тут же бросаются на него. Мне не раз приходилось спасаться от них на дереве. А то потом бы костей не собрал.
— Как вы советуете вести себя с буйволами?
— Ближе пятидесяти шагов не подходите. Дурных можно отличить сразу: у них морды такие угрюмые, и смотрят они злобно.
Я объяснил, что мы недостаточно знакомы с выражением «лиц» буйволов и вряд ли сможем отличить приветливый взгляд от враждебного, особенно с пятидесяти шагов.
— Ну что ж, если он кинется, а у вас нет ружья и на дерево не залезешь, потому как голо кругом, остается только одно. Стойте, а когда он подбежит совсем близко, бросайтесь на землю. Он перепрыгнет через вас и поскачет дальше.
— Я, помнится, вычитал в одной книге, — сказал Боб на обратном пути к ранчо, — что у буйволов совсем нет голоса. Они даже мычать не умеют. Поэтому при съемках буйволов вполне можно обойтись без звукооператора.
— Нападающий буйвол лучше всего смотрится пол грохот копыт, — авторитетно заявил Чарльз. — Это усиливает впечатление.
— Ну что ж, когда он перепрыгнет через вас, перед тем как взять ноги в руки, не забудьте про меня. Я буду лежать в обмороке, — предупредил Боб.
Глава 2
Гуси и гоана
Река Саут-Аллигейтор начинается в сотне миль к югу от Нурланджи, среди бескрайних, выжженных холмов, и тянется на север, пополняясь за счет мелких речушек, стекающих с западного края огромного, изъеденного эрозией Арнемлендского плато. В сухой сезон поды в реке не хватает, и во многих местах обнажается песчаное дно. Зато в сезон дождей русло наполняется желтой водой, в которой кишат крокодилы, а на берегу на деревьях вопят какаду. Ближе к устью, перед впадением в Тиморское море, река разливается по плоской равнине, петляет и путается в зарослях тростника и мангров в лабиринте болот возле Нурланджи.
Когда мы добрались до этих топей, уже вечерело. Мы ехали по равнине, почва которой представляла собой так называемую голубую породу. В это время года она была совершенно голой, если не считать торчащих кое-где пучков сухой травы, а всего месяц назад все пространство на многие мили вокруг было залито водой. Палящее солнце превратило мелкие лагуны с тепловатой водой сначала в болота, а затем в жидкую грязь. Сюда приходили насладиться влагой стада буйволов; животные бродили, увязая по колено в мягкой, податливой глине. Но удовольствие длилось недолго. Когда последние капли влаги испарились, грязь стала твердой как камень, словно побывав в гончарной печи. Остались лишь глубокие рытвины — следы буйволовых копыт. Машину подбрасывало на них так, как будто она ехала по булыжнику.
Мы медленно приближались, выбирая участки поровнее, к поясу растительности, за которым начиналась глубокая, непересыхающая лагуна. Метрах в ста от нее остановились, и, когда мотор смолк, из-за деревьев донесся гул. Казалось, что жужжит гигантский пчелиный рой. На самом деле это слились воедино гогот и клекот несметной стаи диких гусей.