Снизу мне хорошо видна поверхность припая. Вертикально вниз свисают громадные (диаметром до двух метров) люстры и кусты из кристаллов внутриводного льда. По направлению к открытому морю они постепенно уменьшаются в размере. Лучи солнца просвечивают через эту неплотную массу сверкающих пластин, и они светятся так, будто внутрь такого куста поместили источник света.
Хотя внутриводный лед давно известен специалистам, механизм его образования в настоящее время изучен мало. Считают, что появление внутриводного льда в акватории Мирного связано с обилием айсбергов и особенностями местных подледных течений. Айсберги переохлаждают воду и понижают ее соленость. «Распресненная» вода как более легкая находится в верхнем горизонте, непосредственно соприкасаясь со льдом припая. В ней и образуются кристаллы внутриводного льда. Кроме того, полагают, что образование внутриводного льда связано со взаимодействием морской воды, имеющей отрицательную температуру порядка двух градусов, с телами, температура которых значительно ниже. В природе такими «телами» являются скалы острова. Этот конденсатор холода вызывает интенсивный рост кристаллов внутриводного льда на стене острова и нижней поверхности припая вплоть до таких глубин, на которых действие конденсатора холода — острова и аккумулятора тепла — моря уравновешиваются.
Ночью разыгралась пурга. Через два дня ненастье кончилось. Снова солнце и тепло. Едем погружаться. Пушкин бежит в столовую и приносит коробку с провизией — наш обед. Мешки с водолазным бельем грузим в кузов вездехода; следом влезаем мы сами. Теперь — к гаражу, за аквалангами.
Спускаемся к припаю. Приливная трещина стала несколько шире, но водитель прибавляет газ, и вот мы уже катим по припаю. На неровностях вездеход звонко лязгает гусеницами, с ходу преодолевая снежные наносы. Справа от дороги в лучах утреннего низкого солнца видны громады айсбергов. Один стоит близко от дороги. Он откололся от ледника в районе Мирного и несет на себе следы цивилизации — бочки, доски, какие-то куски металла. Весь этот хлам лежит на вершине айсберга, делая его приметным издалека.
Вот и остров Фулмар. Вездеход взлетает на снежный язык у острова, разворачивается и спускается к балку. Около проруби лежит тюлень Уэдделла. Все эти ненастные дни он поддерживал отверстие в лунке, вылезая из воды только подышать воздухом. Увидев нас, он ползет к проруби и сразу же скрывается под припаем.
Пингвины оккупировали тамбур балка, но при приближении вездехода с писком и визгом, наскакивая друг на друга, удаляются на несколько метров в сторону и постепенно успокаиваются.
Пушкин уходит на глубину 40 м и находится там более 15 минут. Подаю сигнал подъема. Первая проба, взятая на этой глубине с площадки в четверть квадратного метра, занимает два ведра. Саша спускается опять и приносит громадную — почти метр в диаметре — золотистую губку. С трудом, стараясь не повредить нежную оболочку, мы выкатываем ее на припай. Я укрепляю этот огромный кувшин ящиками так, чтобы солнечные лучи как можно лучше подсушили внутреннюю часть губки через большое отверстие на ее конце — сифон.
Стоило мне отойти от губки, как пара пингвинов Адели появляется около нее. Они что-то тараторят, один даже пытается залезть на нее. Убедившись, что все попытки напрасны (сифон находится слишком высоко, и даже самому ловкому туда не впрыгнуть), пингвины пробуют губку на вкус. Видимо, не понравилось: плюются и отходят в сторону.
Саша обрабатывает губку формалином. Затем, поместив в специальный ящик, мы доставим наш трофей на электростанцию, где тепло и где он должен высохнуть окончательно.
В последующие дни Саша достает почти все имеющиеся в этом районе интересные экземпляры губок, демонстрируя при этом чудеса работоспособности. Отделенная от основания губка тонет и тянет за собой водолаза на дно. Каждое резкое движение на глубине в 40 м вызывает одышку, поэтому водолаз работает медленно. Я успеваю уловить сигнал подъема и подхватываю Пушкина в тот момент, когда он начинает отрываться от дна вместе с губкой. Вначале выбирать конец трудно, но с глубины 25 м Саша в состоянии подрабатывать ластами, и подъем значительно ускоряется.
Доставить все губки на поверхность за один раз слишком тяжело: сказывается резкое изменение давления при переходе из одной среды в другую. Десять метров водяного столба добавляют одну атмосферу давления. На 40 м водолаз испытывает избыточное давление в четыре атмосферы. Самое трудное — переход с поверхности до глубины десять метров и возвращение обратно, поскольку при этом давление меняется вдвое.
Подъем губок ведем в два приема: вначале до глубины 15 м — туда, где ровная площадка, и уже отсюда на поверхность в течение нескольких дней при каждом подъеме водолаза. Большинство крупных губок яйцеобразной формы с диаметром в метр-полтора. Растут они консольно, прикрепляясь почти перпендикулярно к боковой поверхности камня. Губка — животное многоклеточное, стенки антарктических губок толстые и состоят из ткани, образующей сложную систему отверстий, через которые во внутреннюю полость перекачивается вода. Все растворенные в воде питательные вещества поглощаются клетками губки, и вода, отфильтрованная подобным образом, выбрасывается через сифон. Внутренняя полость губки недоступна для организмов, ведущих придонный образ жизни, из плавающих же туда попадает только рыба. Не удивительно, что некоторые из антарктических рыб используют этот природный сейф для откладывания икры. Фотографируя одну из губок, я поднялся над сифоном и увидел внутри рядом с икрой рыбу. После вспышки ламп она выплыла из отверстия и притаилась у основания губки среди гидроидов. Как ни старался я отогнать рыбу, она каждый раз возвращалась и в конце концов вплыла внутрь губки.
Прошла всего неделя как мы вылетели из Молодежной. Но ощущение такое, будто здесь давно — так много нового увидели и ощутили в эти дни. Интересно и непривычно все, начиная с общего вида поселка — белой равнины с торчащими крышками входных люков. Вокруг хаос ледяных трещин, рассеивающих купол льда почти рядом с дорогой, бездонное зеленое небо над Хасуэллом, сразу же после метели неожиданно вспыхнувшее полярным сиянием, и исключительно богатая жизнь под водой.
Все дни погода солнечная. Подо льдом очень светло. Каждый раз я поражаюсь чистоте и прозрачности окружающей меня воды — видимость совершенно фантастическая. Когда отплываешь от спускового конца и зависаешь в сиреневой толще в 30 м над дном, кажется, что под тобой пустота, и начинает кружиться голова. Делаешь выдох — и начинаешь проваливать&я вниз по световому лучу, падающему под углом из лунки вниз. В любой момент, стоит только этого пожелать, падение может прекратиться, и ты останавливаешься в каком угодно, даже самом невероятном положении. А наверху, на серовато-голубоватой поверхности припая, всегда четко выделяется лунка, ведущая в иной мир — мир солнца и воздуха. Трудно сосредоточить свое внимание на чем-то одном. После подъема на поверхность, особенно с большой глубины, в памяти остаются только отдельные яркие фрагменты и общая довольно расплывчатая картина окружающего ландшафта. Фотографии участков морского дна в значительной степени помогают восстановить забытое.
Пушкин перед выходом на поверхность намечает на разрезе те площадки, с которых он будет собирать животных при следующем спуске, поэтому на другой день я спускаюсь всегда первым. Это необходимо, поскольку для фотосъемки нужна чистая, незамутненная вода. За водолазом обычно тянется шлейф мути, поднятой со дна, а сбор животных с площадки сопровождается образованием тучи ила. Желтые облака мелких частиц висят, как правило, довольно долго над одним и тем же местом. Фотографировать при этом можно, но не рекомендуется: мелкие частицы сильно рассеивают свет и значительно снижают контраст изображения. Уносящие взвесь течения подо льдом бывают, но не каждый день. Нам не удалось установить их цикличность ц закономерность. Иногда сильнейший поток встречает водолаза при спуске под воду, а через полчаса, перед выходом на поверхность, он неожиданно исчезает. Особенно мешают — подледные течения при фотографировании нижней поверхности припая и внутриводного льда. Совершенно невозможно стабилизировать свое положение в пространстве с направленной вверх камерой, когда снимаешь с глубины в два-три метра. Поток воды все время разворачивает меня, объект съемки уплывает из видоискателя в сторону. Наконец, изрядно помучившись, нахожу способ. Основное в этом мире, лишенном силы тяжести, — стабилизировать положение, тогда можно противостоять давлению воды. Вертикально поднимаюсь с вытянутой вверх рукой под поверхность льда и ухожу в ледяные кристаллы по плечи до тех пор, пока рука не встречает упор. Отталкиваюсь. В результате опускаюсь под углом к нижней поверхности припая. В нужный момент нажимаю на спуск. Если течение слабое, все значительно проще: просто плыву навстречу потоку, а при съемке, слегка подрабатывая ластами, удерживаюсь на месте.