— Обещаю работать еще лучше, постараюсь оправдать столь высокую награду!.. — как клятва вырвалось у него из груди.
Илья сам не знал, как он набрался смелости выступить на встрече участников совещания с руководителями партии и правительства. Он не мог не высказать то, что его волновало, не давало покоя.
С юношеским задором попросил слова и запальчиво сказал:
— Считаю нужным обратить ваше внимание на то, что в колхозах, где выращивают хороших лошадей, почти всех их забирают для армии, а там, где похуже, они остаются в хозяйстве. Мне кажется, что такое положение не стимулирует выращивание хороших лошадей в колхозах.
— Правильно!.. Совершенно правильно… — раздались голоса.
Кончив говорить, Илья почувствовал на себе строгий, проницательный взгляд Сталина и долго не мог прийти в себя.
После встречи с руководителями партии и правительства участники совещания разбрелись по просторным залам дворца. В одном из них, около массивной колонны, на которой золотыми буквами были высечены имена многих героев, вошедших в историю России, Илья остановился посмотреть картины, воплощающие исторические легенды и былины.
Когда Илья повернул в вестибюль, к нему подошел высокий мужчина в очках и спросил:
— Вы Илья Абрамович? Мегудин?
— Да.
— Вы из Крыма, Курманского района?
— Да.
— Я председатель Комзета[9], — представился он. — Товарищ Калинин поручил мне передать вам, что он приглашает вас завтра, в двенадцать часов дня, в свою приемную на Воздвиженке.
— Меня?
— Да, вас, — подтвердил председатель Комзета. — Вы знаете, как добраться на Воздвиженку? Это возле Александровского сада.
— Не беспокойтесь, найду, — ответил Илья. Он попрощался с председателем Комзета и ушел к себе в гостиницу.
Всю дорогу он не переставал думать о встрече с Калининым. Зачем он приглашает к себе? О чем хочет говорить?..
Илья вспомнил, что Калинин побывал в еврейских переселенческих колхозах Крыма и, наверное, поинтересуется, как идут там дела. Всплывали все новые и новые предположения, о чем он может спросить.
На следующий день в назначенный час Илья вошел в приемную Калинина и неуверенно спросил секретаря:
— Товарищ Калинин пригласил меня сегодня…
— Как ваша фамилия?
— Мегудин.
— Пожалуйста, подождите немного, сейчас выясню.
Секретарь зашел в кабинет Калинина и, вернувшись, сказал:
— Михаил Иванович освободится и примет вас.
Прошли считанные минуты, Калинин широко раскрыл двери своего кабинета и сказал:
— Пожалуйста, товарищ Мегудин, заходите.
Илье показалось, что живой Калинин сошел с портрета, который он так много раз видел в школе, на стенах клуба и в книгах. Он предстал перед Ильей — простой, задушевный, с добродушной улыбкой.
— Садитесь, товарищ Мегудин, — гостеприимно показал Калинин на кресло у своего стола. — Расскажите, как живете, что делается у вас в колхозе?.. Изо всех награжденных орденом Ленина вы, кажется, самый молодой. Сколько вам лет?
— Двадцать два года.
— Ну вот, к двадцати двум годам вы уже заслужили такую высокую правительственную награду… В ваши годы знаете какую награду я получил? Каторгу… Нелегко было завоевывать новую жизнь. Наше государство нуждается сейчас в хлебе, сырье и во всем, что вы, хлеборобы, даете народу. Вот почему мы так высоко ценим ваши старания — добиться больших урожаев на колхозных полях.
Калинин, слегка наклонившись и внимательно глядя на Мегудина, спросил:
— Значит, вы теперь председатель колхоза? А до этого что делали?
— Мне было тринадцать лет, когда мы переселились в крымские степи, и с тех пор я работаю в сельском хозяйстве. Когда у нас в поселке был создан колхоз, я стал бригадиром — полеводом.
— Какие урожаи снимали раньше? И какие теперь?
— Как когда, в зависимости от погоды. Когда были дожди, снимали по пятьдесят — шестьдесят пудов с десятины, а в засушливые годы даже посевного материала не собирали.
— Вы не знаете, какие урожаи на этой земле были при помещике?
— Не знаю. Но какой урожай мог быть, если лемех плуга даже не касался этой земли… Рассказывают, что весной, бывало, несколько холопов выходили с полными торбами пшеницы за плечами и разбрасывали зерно по полю, потом выгоняли отары овец, которые втаптывали семена во влажную землю… Эту запущенную, затвердевшую землю нам пришлось поднять, обработать; несмотря на постоянные суховеи и засухи, мы получаем неплохие урожаи…
Калинин внимательно выслушал Мегудина, сказал:
— Среди евреев всегда были искусные мастера-ремесленники, трудящиеся, которые тянулись к земледелию, но царское правительство загнало их в черту оседлости и не допускало к полезному труду… Советская власть с первых же шагов положила конец национальному угнетению неравноправных при царизме народов… и создала все условия для их развития.