- Видел я его! – меланхолично отозвался Эверли, – бывший приемный сын Рудольфа. А на деле – сынок того самого Крейга Сардора, он двоюродную бабку Женни украл и изнасиловал, а дед Рудольф пожалел ребенка и признал своим. Пока тот что-то абсолютно неприемлемое не сотворил. Ну пойдем, посмотрим!
Его Величество Геллерт устало сидел около письменного стола, заставленного техникой и заваленного, по старинке, бумагами. Все-таки он так и не научился работать только на ноуте или планшете. Во времена его бурной молодости, когда повстанцам негде было взять ноутбук, он привык к бумаге, и, глядя на написанный текст голова работала лучше. Крысу он высчитал быстро. Сдали свои же. Начальник смены дежурных по энергетическому куполу сам отдал приказ закрыть его. Рыхлый, с волосами, обильно посыпанными сединой, с писклявым голосом, он объяснял свои действия заботой о безопасности планеты, которая важнее, чем жизни нескольких тысяч ее жителей, к тому же ее покидающих. Геллерт не давил, не угрожал, просто беседовал. Он умел располагать к себе людей. Вроде бы задержанный говорил правильные вещи, но что-то настораживало и в его поведении, и в биографии. Он не был коренным вейнцем. Родился на Терре, причем, фамилия его была Грасс. Юстиниан Грасс. Известная фамилия. Прилетел на Вейне он после захвата «Адвенчера». Как он объяснял, работал на нем техником по ремонту бытовых приборов, обеспечивающих удобства для экипажа. Хвастливо подчеркнул, что закончил престижную Академию Космоса на Терре, был пилотом, но после несчастного случая был комиссован. Но летать, хоть техником, тянуло, и он завербовался на «Адвенчер». В момент нападения ему удалось захватить разведывательный катер и сбежать. Так он уцелел, и добрался до Вейне. Ему поверили, пожалели, и, постепенно, он поднялся до начальника смены у важнейшего объекта. Вроде нормальный разговор. Не прицепишься. Вполне могло случиться, что бывший пилот, видя захват корабля смог поднять в воздух катер и направиться на ближайшую колонизированную планету. Рогулл не в счет. У него на поверхности не было поселений и он не светился огнями. Подсвечивался только космодром. И то не всегда. Но спокойная беседа резко изменила тон, когда Геллерт попросил Эверли посмотреть на возможного дальнего родственника, вдруг, встречался где-то. Внешность Эверли и имя Эльриана подействовало, как красная тряпка на быка! И из скромного техника полезло такое! Такая черная ненависть и к императору, и к Аннабель, и к ее детям, и самое отвратительное во всем этом была не сама ненависть, а ее причина – нет, не несчастная любовь к девушке, выбравшей другого, а ярость от потери многомиллиардного наследства, завещанного Аннабель ее прабабкой. И которое этот «недоумок» Эльриан так нерасчетливо спустил на восстановление планеты после попытка переворота. И как добрые Рогулльцы, в лице самого правителя отпустили его с миром, в обмен на небольшие услуги. Так, постепенно, и стали понятными, и причины волнений среди населения Вейне, и осведомленность Рогулльцев о старте грузовиков с переселенцами раньше срока и с ослабленным конвоем. И о точном времени их старта. И закрывшийся под носом у крейсеров охранения купол, оставивший «Южный крест» один на один с флотом рогулльцев. И даже захват в плен племянниц Главы Вейне годом раньше! Особенно пикантной подробностью, позволившей Геллу узнать кое-что интересное о своей теще была причина комиссования предателя и его перехода из пилотов в техники, и вычеркивание его из рода без права наследования, особенно его бесившего. Удар изящной женской ножкой по самому дорогому при попытке изнасилования. Гелл даже удивлялся, умению тещи, пока не узнал, что на женской ножке была лодочка с каблуком, супинатором и носком из титанового сплава. Дико дорогая. Геллерт не дал Главам устроить показательный процесс над негодяем на Вейне, просто показал запись всех его откровений, конечно отредактированных, по видеовизору на всю планету, спас от самосуда и отправил на «Адвенчер». С тем, что бы его передали в руки самого страшного для него человека, Эльриана. Что будет с предателем, если не отыщется Эмильенн, представить себе было трудно.