– Ступайте и вы, – сказал этот великодушный человек.
С живостью, составившей престранный контраст с почтенным их возрастом и тощими ножками, бородачи скакнули по седлам и наподдали по педалям, вихляясь от рвения убраться подале, обмениваясь быстрыми гортанными репликами. Что они обсуждали? Родословные своих велосипедов? Цену какой-то модели? Состояние трека? Были ль их клики возгласами ободрения? Дружескими подначками? Или они перекидывались шутками, читанными в прежние лета в «Simplizissimus’e» или в «Стрекозе»? Так всегда хочется знать, что поверяют друг другу летящие мимо люди.
Круг шел быстро, как только мог. Кремнистый спутник наш плыл под маскою туч. Где-то вблизи середины моста он обогнал поседелых велосипедистов. Оба осматривали анальное покраснение одной из машин. Другая лежала на боку, словно раненая лошадь, приподняв печальную голову. Он шел быстро, стиснув пропуск в горсти. Что, если швырнуть его в Кур? Обречен ходить взад-вперед по мосту, переставшему быть таковым, поелику ни один из берегов в действительности недостижим. Не мост, песочные часы, которые кто-то все вертит и вертит, и я внутри – текучий тонкий песок. Или стебель травы, который срываешь с лезущим вверх муравьем и переворачиваешь, едва он достигнет вершины, и шпиц обращается в пшик, а бедный дурак повторяет свой номер. Старики в свой черед обогнали его, елозя, егозя и лязгая в тумане, галантно галопируя, стрекая старых черных лошадок кроваво-красными шпорами.
– Се снова я, – промолвил Круг, как только сгрудились вокруг его неграмотные друзья. – Вы забыли подписать мой пропуск. Вот он. Давайте поскорее покончим с этим. Нацарапайте крестик, или рисунок со стены телефонной будки, или свастику, или что захотите. Не смею надеяться, что у вас под рукой найдется какой-нибудь штампик.
Еще не кончивши речи, он понял, что они его не признали. Они глядели на пропуск. Они пожимали плечами, как бы стряхивая бремя познания. Они даже в затылках скребли – необычайный прием, применяемый в этой стране, поскольку считается, что он улучшает снабжение кровью клеток мышления.
– Ты что, живешь на мосту? – спросил толстый солдат.
– Нет, – сказал Круг. – Попытайтесь понять. C’est simple comme bonjour, как сказал бы Пьетро. Они послали меня назад, не найдя доказательств, что вы меня пропустили. С формальной точки зрения меня вообще нет на мосту.
– Он, надо быть, с баржи залез, – произнес подозрительный голос.
– Нет, нет, – сказал Круг. – Я не из баржников. Вы так и не поняли. Сейчас я изложу это вам как нельзя проще. Они – с солнечной стороны – видят гелиоцентрически то, что геоцентрически видите вы, теллуриане, и, если два этих вида не удастся как-то совокупить, я, наблюдаемое тело, вынужден буду сновать во вселенской ночи.
– Так это который знает Гуркина брата, – вскричал в порыве узнавания один из солдат.
– Ах, как чудесно, – сказал с большим облегчением Круг. – А я и забыл о милом садовнике. Итак, один пункт улажен. Ну же, давайте, делайте что-нибудь.
Бледный бакалейщик вышел вперед и сказал:
– Вношу предложение. Я подпишу ему, а он мне, и мы оба пойдем на ту сторону.
Кто-то едва не прибил его, но толстый солдат, видимо бывший за главного у этих людей, вмешался, отметив, что это разумная мысль.
– Ссудите мне вашу спину, – сказал бакалейщик Кругу и, поспешно раскручивая перо, прижал бумагу к левой его лопатке. – Какое мне имя поставить, братья? – спросил он солдат.
Те, смешавшись, пихали друг дружку локтями, – никто не спешил раскрывать нежно любимое инкогнито.
– Ставь «Гурк», – сказал наконец храбрейший, указав на толстого солдата.
– Ставлю? – спросил бакалейщик, проворно крутнувшись к Гурку.
После недолгих улещиваний они добились его согласия. Управясь с пропуском Круга, бакалейщик сам повернулся кругом. Чехарда, или адмирал в треуголке, утверждающий телескоп на плече молодого матроса (мотается седой горизонт, белая чайка лежит в вираже, земли, однако, не видно).
– Надеюсь, – сказал Круг, – я справлюсь с этим не хуже, чем если бы был в очках.
Пунктирная линия тут не годится. Перо у вас жесткое. Спина у вас мягкая. Огурка. Промокните каленым железом.
Оба документа пошли по кругу и встретили робкое одобрение.
Круг с бакалейщиком шли через мост; по крайности, Круг шел: его маленький спутник выплескивал исступленную радость, бегая вокруг Круга, он бежал, расширяя круги и подражая паровозу: чуф-чуф, локти у ребер, ноги, присогнутые в коленях, движутся чуть не вместе, стаккатным поскоком. Пародия на ребенка – на моего ребенка.