— Освободи нас!
— Это уже невозможно, милорд.
— Тогда открой чёртовы люки.
— Нас затопит. Мы погружены в жидкость. Я отсылаю вас к моему предыдущему ответу.
Гошен попытался придумать другой вопрос, другое требование, которое он мог бы выдвинуть. Ничего не пришло в голову. Стены отсека вдруг показались очень тесными. Он был окружён пятьюдесятью готовыми к бою космическими десантниками и экипажем Механикум. Максимальная вместимость. Места и так едва хватало, чтобы двигаться.
«Плутон» перестал двигаться. Тишина была самой ужасной вещью, которую когда-либо слышал Гошен.
— Когда? — спросил он в конце концов.
— Когда что, лорд?
— Когда он застынет?
— Уже застыл, милорд.
— Тогда… раз он застыл, раз он твёрдый, мы можем прокопаться сквозь него.
Магос повернулся и посмотрел на него зашитыми глазами.
— Материал находится внутри наших обтекателей, кожухов буров и узлов двигателей, — сказал он. — Он затвердел и всё затвердело вместе с ним, как камень. Прекрасные механизмы больше никогда не будут работать. Материал не проник в наш отсек, потому что тот полностью герметичен. Мы не можем открыть люки. Мы не можем прокопаться. Мы больше никогда не сдвинемся с места.
И никто не сможет нас откопать, и никто не придёт, и почти никто даже не знает, что мы здесь…
Лев Гошен не мог до конца поверить в услышанное. Он сел в своё противоперегрузочное кресло. Он начал с самого начала.
— Когда? — спросил он.
— Лорд?
— Когда закончится энергия?
— Через сто девяносто шесть дней, — сказал магос.
— Воздух?
— С рециркуляцией и учётом вашей генетической биологии, — ответил магос, — фактически никогда.
Гошен кивнул.
— Как долго живёт ваш вид? — спросил магос.
— Что? — переспросил Гошен.
— Потому что именно столько вы пробудете здесь, — ответил магос.
Тормагеддон молча оттеснил Локена назад на пустую арену зоны смерти Мю. За укреплённой аркой истребительная команда Найсмит сошлась с тактическим отделением Винкор лицом к лицу, обмениваясь потоками тяжёлого огня вдоль всего коридора.
По связи Локен слышал разрозненные обрывки прерывистого вокса: крики боли и смерти, сплачивавшего воинов Леода Болдуина, фрагменты тактических переговоров.
Но у Локена не было времени слушать, или сосредоточиться на словах, или отдавать собственные приказы.
Тормагеддон был быстр. Его огромное, раздутое демоном тело выглядело тяжеловесным, но он наносил удары с чудовищной скоростью. Уже дважды его жужжащее цепное оружие чуть не разорвало Локена на куски.
Локен читал течение боя, и видел, что его единственным преимуществом была точность. Тормагеддон едва ли не лопался от мощи, но его атаки были неуклюжими и относительно грубыми, словно какая-то бессмертная сущность направляя всю свою силу через тело, которое было слишком смертным, чтобы справиться с ней.
«Как примарх, — подумал Локен, — попытавшийся натянуть на руку перчатку легионера».
Локен продолжал двигаться, размахивая длинным цепным мечом и отключённым клинком Рубио в бешеном ритме, отражая и блокируя удары. Тормагеддон по-прежнему безжалостно атаковал. Когда их цепные мечи встретились, зубья сорвались в визге искр.
Погибший легионер Сынов Гора был пустой оболочкой. Его невероятная сила проистекала из источника, бравшего в начало в варпе. Тормагеддон не был несчастным Тариком или даже Граэлем. Он не был человеком или генетическим сыном. Он даже не был он, он был оно, и оно было куском бездумных мышц и мяса, оживлённым эфирными сущностями, безразличными к физическим мелочам. Это была чистая убойная сила, запертая в незнакомой форме, и эта форма была поломанной и медлительной. Какое бы сознание ни оставалось в оболочке Тормагеддона, оно было слишком тупым и повреждённым, чтобы направлять эту силу, слишком растраченным, чтобы использовать десятилетия отточенного мастерства, слишком выжженным, чтобы делать что-либо, кроме как наносить удар за ударом.
Но оно было более чем способно убить его.
На взгляд Локена в Пожирателях Миров было меньше неистовства берсерков, а в Повелителях Ночи меньше энергии. Тормагеддон был неутомимее, чем Железные Воины, которых он убивал, и быстрее, чем Дети Императора, с которыми он сражался на поединках. Это было тупое увечье, как у боевого молота Саламандр, холодная ярость, как у разума Железных Рук, бешеная ярость, как у Волков Фенриса, фанатичная ненависть, как у Несущих Слово. Это был ужас сияющих Ангелов, это была непознаваемость их тёмных кузенов, это была непобедимость Ультрамара, это была быстрая смерть Освобождения.