Выбрать главу

Это было обидно. Стыд довёл его до места сбора. В очереди, где воздух был наполнен рыданиями, прощаниями и запахом оружейного масла, он пришёл к выводу, что, откровенно говоря, был ужасным стрелком. Он потратит энергетические ячейки, которые другой может выстрелить во врага лучше него, использует оружие, которым другой может воспользоваться с большей эффективностью. Он будет есть пайки, которые могут наполнить другие желудки, дышать воздухом, который может наполнить другие лёгкие.

Он не был трусом. Он был истощителем ресурсов. Его сильная сторона была совсем в другом.

К тому же, думал он, я увидел уже достаточно. Я был там, в тот день… Я был там в самом начале. У искры — точки воспламенения. Прямо там. Я слишком много видел, и прожил слишком долго.

Пальцы ног свесились с парапета. Дождь хлестал по лицу, оставляя привкус хлорки и костной муки. Дыхание стало прерывистым.

Он медленно поднял и развёл трясущиеся руки, словно балансировавший на цирковом шаре акробат или готовившийся к первому полёту неоперившийся птенец.

— Я видел достаточно, — сказал Кирилл Зиндерманн дождю, воздуху и сорнякам. — Если Он знал, что история пожирает сама себя, почему Он не сказал нам? Наш возлюбленный Император. Если у Него был план, почему Он не поделился им? У Него же был план, так ведь? О чём Он думал?

— Вы ко мне обращаетесь?

Зиндерманн вздрогнул. Он чуть не соскользнул с мокрого выступа. Он наклонился, опёрся рукой о влажный камень и оглянулся.

— Кто здесь? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Я думал, что я здесь один. Вы обращались ко мне?

Зиндерманн начал спускаться. Неожиданно падение испугало его. Он вцепился в парапет, чтобы не упасть.

Какая-то фигура раздвинула мокрые лианы и спутанные ветви и шагнула на дорожку. Ткань её мантии была украшена каплями дождя, словно драгоценными камнями.

— Зиндерманн? Какого чёрта вы тут делаете?

— М…милорд, я прихожу сюда время от времени.

Рогал Дорн, в несколько раз крупнее с Зиндерманна, взял его за руку и снял с парапета, как маленького ребёнка. Он поставил его на землю.

— Вы собирались прыгнуть? — спросил Дорн. Его голос, шёпот, напоминал рокот океана, бормотавшего во сне свои тайны.

— Н… нет. Нет. Милорд. Я пришёл взглянуть на пейзаж. Это…, пожалуй, самая лучшая точка обзора. Так высоко… Я пришёл наблюдать и получить более широкую перспективу.

Дорн нахмурился и кивнул. Мощная фигура Преторианца была без доспехов: в жёлтой шерстяной тунике, старом, отороченном мехом одеянии его покойного отца, и сером плаще с капюшоном.

— Вы… Вы тоже поэтому здесь? — спросил Зиндерманн. Он смахнул капли дождя со лба.

— Нет.

— Прошу прощения. Я оставлю вас…

— Зиндерманн, вы собирались прыгнуть?

Зиндерманн посмотрел гиганту в глаза. Никакой лжи не было там места.

— Нет, — сказал он. — Нет, я не думаю, что смог бы, после всего.

Дорн хмыкнул.

— Бояться это нормально, — сказал он.

— А вы боитесь?

Дорн замолчал. Дождь стекал по его вискам. Похоже, он действительно обдумывал вопрос, о котором Зиндерманн пожалел сразу же, как только задал его.

— Это непозволительная для меня роскошь, — наконец ответил он.

— Вы хотите уметь бояться?

— Я не знаю. Я не… — Дорн пытался подобрать слова. — Не знаю, на что это похоже. На что это похоже?

— На что… — Зиндерманн пожал плечами. — Как вы себя чувствуете?

— Я чувствую… боль в горле? Пульсирующее воспаление моего разума. Я чувствую предел своих возможностей, и всё же я должен дать больше. И я не знаю, что из этого выйдет.

— Тогда, я думаю, если позволите мне дерзость произнести это, вы чувствуете страх.

Глаза Дорна немного расширились. Он посмотрел вдаль.

— В самом деле? Вы очень смелый человек раз сказали мне это, Зиндерманн.

— Согласен, — произнёс Зиндерманн. — Прошу прощения. Тридцать секунд назад я собирался спрыгнуть с парапета, так что сказать правду лорду-примарху выглядит не таким пугающим, как могло быть раньше… Вообще-то, это неправда. Теперь я думаю об этом. Проклятье, оскорбить вас… более тревожно, чем перспектива собственной смерти. Не могу поверить, что я это сделал.

— Не извиняйтесь, — сказал Дорн. — Страх… Так вот каков он на вкус. Так, так.

— Чего вы боитесь? — спросил Зиндерманн.