— А каким Он был раньше? — спросил Амон. Это был первый вопрос, который он задал кому-либо из опрашиваемых.
— Вы должны знать, — ответил Барток. — Разве вы не были там? Военачальник. Король. Завоеватель. Погоня за властью, подчинение соперников силой. Объединение? Это — эвфемизм. Захват власти. Он сильный, я отдаю должное Ему и Его высшей элите. Неестественно сильный.
— Вы признаёте, что у Него есть способности, которые превосходят человеческие, — заметила Киилер. — Но вы не принимаете Его как божественную сущность.
— У Него есть богатство, — сказал Барток. — Такое богатство, как у Него, может даровать такие способности. Создайте технологии, которые работают как по волшебству. Сделайте полубогов — таких, как он.
Он показал на кустодия.
— В эти дни, — с горечью сказал Барток, — мало кто может увидеть, что это такое. Узрите истину. Загляните дальше глобальной лжи. Мало тех, кто настолько же отважен, как я, чтобы выступить против этого.
Киилер кивнула.
— Амон — страшное создание, — сказала она. — Я настороженно отношусь к нему, его размеру, его великолепию. Вы говорите эти вещи, не боясь, что, если то, что вы говорите, правда, он может ударить вас за сказанное.
— Я не боюсь мимолётной проходящей боли, — ответил Барток. — Пусть он ударит меня. Я здесь двадцать лет в заточении. Что может быть хуже?
— Я предложила бы вам посмотреть в окно, — сказала Киилер, — но, как вы верно заметили, его нет. И если бы вы увидели, что происходит снаружи, вокруг стен города, боюсь, это только ещё больше убедило бы вас в вашей правоте.
Она поднялась и взяла стул.
— Но уверяю вас, господин Барток, что может быть намного хуже, и скоро станет намного хуже. Будущее, которого вы боитесь, — это не то будущее, которое надвигается на нас. Спасибо за вашу откровенность.
— Вы не останетесь? — позвал Барток. — Я ещё не рассказал вам о своих методах. Подробности того, как я выражал свой протест…
Амон оглянулся на него.
— То, что ты снимал кожу со своих жертв — являлось частью твоего заявления? — спросил он.
— Это? — Барток пожал плечами. — О, это было просто ради развлечения.
Через пять часов конвой остановился. Десятиминутный отдых, как им сказали. Солдаты выбирались из транспортов, чтобы размять затёкшие суставы, облегчиться или опорожнить бутылки, в которые они облегчились в пути. Было непонятно, где они находятся. Над ними висела дымка, низкое и пасмурное небо, которое на севере становилось ещё темнее. Всё вокруг насколько хватало глаз было завалено обломками. Призрачные остатки улиц. Сгоревшие остовы машин, военных и гражданских.
— К югу от Палатинской башни, — сказал Пирс. Он вышел из транспорта, не сказав Гари ни слова. Он стоял, застёгивая ширинку. Он кивнул головой. — Вот так, парень. Палатинская башня. Десять километров, возможно.
Гари посмотрел, но он ничего не увидел, кроме атмосферной мглы.
Всё его тело болело. Пять часов дискомфорта, изнуряющей духоты и исполнения в роли подушки для человека вдвое больше его самого.
— Сколько ещё? — спросил он.
Пирс пожал плечами. Он надел кивер под непреднамеренно небрежным углом и отрезал штыком кусок вонючей вяленой колбасы. Вокруг них солдаты толпились, потягивались, справляли нужду. Один из танков сопровождения с ворчанием пронёсся мимо, поднимая пыль.
— Интересная штука, — заметил Пирс с набитым колбасой ртом. — Та, что ты читал.
Гари посмотрел на него. Гренадёр спал больше четырёх часов, его голова ни разу не поднялась с плеча Гари.
— Просто отдыхал глазами, парень, — усмехнулся Пирс. — Ты должен быть осторожнее с этим. Теистический тракт, да? Попадёшь в неприятности. Эта гадость запрещена, как противоречащая Имперской истине. Можешь и пулю словить.
— Я его туда не копировал, — сказал Гари.
— В суде не прокатит, — ответил Пирс. Кусочек колбасы застрял в щетине его усов. Он отрезал ещё один кусок и протянул Гари на кончике лезвия.
Гари покачал головой.
— На самом деле, — сказал Гари, — это не запрещено. Запрещено проповедовать, но сама вера терпима.
— Получается, ты верующий, парень? — спросил Пирс, его щёки раздулись от колбасы.
— Нет, — ответил Гари. Он дважды перечитал файл с тех пор, как нашёл его. По всей видимости, это была копия так называемого Lectitio Divinitatus. Он не мог сказать насколько полная или вообще существовала ли полная версия. Он задавался вопросом, как она попала на его планшет. Его первой мыслью был Зиндерманн, но это казалось маловероятным. Зиндерманн просто отдал бы её ему, и спросил бы мнение. Гари подумал о женщине в Чернокаменной. Киилер. Она брала у него планшет. Она тайно загрузила копию? Возможно, из кольца для хранения данных, спрятанного под всеми этими перчатками? Заключённые порой тайком проносили в изолятор вещи, особенно дорогие им. Если это она, то зачем она это сделала?