— Он все еще на «Духе»?
— Да, — кивнул Аргонис. — Почти в уединении. Ушел в себя. И я не знаю, что с этим делать.
— Возможно, он хочет использовать своих братьев и всех нас, как пушечное мясо, чтобы обрушить стены, — предположил Маленький Гор. — Затем просто, сам понимаешь, пройти по нашим трупам и взять приз.
— В эти дни, — сказал Аргонис, — от него можно ждать, чего угодно. Он не в себе. Я… я не знаю, что с ним происходит и где его мысли. Он… Советник замолчал.
— Что? — спросил Абаддон. — Кинор, если есть проблема, я должен знать больше, чем кто-либо.
Аргонис сел на надколесную дугу тележки для боеприпасов. Он снял правую перчатку и сжал пальцы. Кожу украшали старые белые пятна от порезов ножом. Его прозвище было ироничным намеком на то, что только его лицо осталось без шрамов за долгую карьеру.
— Он сидит в одиночестве, — тихо сказал он. — Изучает планы, и схемы Пертурабо. Читает. Книги и манускрипты. Я не знаю, откуда они берутся, и кто их дает ему.
— Алый Король? — предположил Абаддон.
— Сомневаюсь. Этот дьявол не появлялся рядом с ним. Рискну предположить, что это маленький говнюк Эреб или даже Лоргар, вот только ни один из них не осмелился показаться здесь. Книги, бумаги, они просто там. Я не знаю, на каком языке они написаны. Я даже не знаю, сделаны ли они из бумаги.
Он сглотнул. Абаддон присел перед ним и пристально взглянул ему в лицо. Он знал, что Кинор Аргонис, как и он, получал мало удовольствия от проявлений варпа. Аксиманд остался стоять, глядя с растущей тревогой.
Аргонис взглянул на Абаддона. Его лицо было осунувшимся, усталым, напряженным из-за тревоги.
— Я люблю его, Эзекиль, — сказал он.
— Мы все любим его.
— Он Луперкаль. Тот самый Луперкаль. Наш генетический отец, величайший человек, лучший воин, который…
Он покачал головой.
— Мне невыносимо видеть его таким, — сказал Аргонис. — Отстраненным, одиноким. Он… просит вещи, пустяки, вроде кубка вина, или перо, или какой-то предмет из его покоев, и когда я приношу их, он не помнит, чтобы просил. Или он… держит их. Предметы, обычно трофеи старых побед, которые я приношу с его полок, он держит и смотрит на них часами. Говорит сам с собой. По крайней мере, я надеюсь, что с собой. А иногда, он…
— Что?
— Он зовет меня Малогарстом. Поначалу, я смеялся и мягко поправлял его. Но он продолжает называть. Я не думаю, что это оговорка. Думаю, он считает, что я — Малогарст или, по крайней мере,… он видит его, когда смотрит на меня.
Аргонис резко поднялся, прочистил горло и начал надевать перчатку.
— Когда я услышал эти слухи, — сказал он. — Эти… нестыковки в развертывании, я пришел найти вас. Только Морниваль мог утвердить их. Я не хотел, чтобы всплыло то, что могло обеспокоить его. Не сейчас.
— Кинор, — обратился Абаддон, медленно выпрямившись. — Мне нужно, чтобы ты сохранил это в тайне. Держи подальше от его глаз, пока мы не закончим. То, что он не знает, не сможет обеспокоить его.
— Но если он узнает, что я скрывал что-то от него, — сказал Аргонис, — или хуже, что ты скрывал. Я боюсь последствий.
— То, что мы делаем, спасет его, — сказал Маленький Гор.
— Что?
— Аксиманд прав, — сказал Абаддон. — Эта операция выиграет войну раз и навсегда. И намного раньше самых оптимистичных оценок. Он обрадуется. Это поднимет ему настроение и возродит его. Вернет нам Луперкаля, которого мы обожаем.
— Насколько ты уверен? — спроси Аргонис.
— Уверен, — ответил Абаддон. — Я делаю это ради него.
— Не ради собственной славы?
— О, и это тоже, — сказал Маленький Гор. — Всегда ради нее тоже.
Аргонис непроизвольно рассмеялся. За ним и Абаддон, показывая, что между ними все в порядке.
— Мне нужно, чтобы ты держал это в секрете, на данный момент, — сказал Абаддон.
— Тогда покажи мне, что это такое, — ответил советник.
Фальк Кибре оглянулся и прищурился, когда трое воинов вошли на командный пункт.
— Что он здесь сделает? — прошипел он Абаддону.
— Он со мной, — прошептал в ответ Абаддон. — И он нам нужен.
Аргонис подошел к гололитическому экрану, который Айт-Один-Таг и ее адепты установили для обзора ресурсов. Двадцать адептов встали с одной стороны, такие же безмолвные, как и невозмутимый Тормагеддон, который часами ничего не говорил.