- Кто будет участвовать в похищении? - спросил я.
- Тубуты, - ответил барон, - Мне посоветовали опереться на тубутов. Так монголы называют тибетцев, живущих в Урге. Я ведь выделил большую сумму, - он вынул деньги.
- Это первая часть, - сказал он Тубанову. Тубанов взял деньги и пересчитал.
- Белый генерал, - сказал он, - из тубутов я подобрал шестьдесят человек самых отважных и сильных, умеющих владеть оружием и привыкших лазить по скалам у себя на родине.
- Это особенно важно,- сказал барон, - поскольку похищенного живого Будду предстоит унести сюда, на Богдо Ул.
- Белый генерал, - сказал Тубанов, - мы изучили все тропы на обращенном ко дворцу склоне священной горы.
Барон вынул новую пачку денег и передал Тубанову. Тубанов опять пересчитал, потом сложил все деньги вместе и начал пересчитывать заново.
- Ужасный авантюрист, - сказал барон по-французски, - его знают в Урге как отчаянного парня с уголовными наклонностями, заядлого картежника. Он сын популярной в городе портнихи Тубанихи, шьющей монгольское верхнее платье. Она пользуется доброй в Урге репутацией, а он - очень худой, как раз то, что мне нужно.
Закончив пересчитывать деньги, Тубанов сказал:
- Белый генерал, только ради денег мы рисковать не стали бы. Мы, ламиты, во имя веры можем совершать чудеса храбрости. Мы ненавидим китайцев как своих притеснителей и насильников над Далай Ламой. Особенно воодушевляет нас мысль, что предстоит совершить дело национального свойства. Богдо - наш земляк.
Когда Тубанов ушел, барон сказал мне:
- Богдо страдает пристрастием к алкоголю. К тому же он любит женщин, - барон презрительно скривился.
- Некоторые ламы называют его позором людей и Богов. Богдо слепнет, и предполагают, от пьянства. Надо трезво оценивать этого пристрастного к алкоголю человека. Его роль в управлении страной ничтожна. Но он глава религиозного клана, и своих он здорово держит в повиновении. Как бы я ни относился к Богдо лично, надо понимать его значение как общенационального символа. С Богдо в качестве заложника китайцы могут требовать многого, зная, что ради него монголы всегда пойдут на уступки. Пока Богдо в Урге, я не могу полностью положиться на свои монгольские отряды. Обязательное условие штурма - похищение Богдо Гэгена.
46. Сцена
Я с трудом поспевал за Тубановым, который довольно ловко спускался по заснеженному склону Богдо Ула. Мы оба были переодеты ламами. Наконец у подножия Тубанов, заметив мою уста лость, сел передохнуть.
- Сразу за рекой - Зеленый дворец, - сказал он мне, - там Бо гдо Гэген. Двухэтажное кирпичное здание русского образца было с зеле ной крышей. Желтый цвет в городе, а зеленый - на берегу Толы. Прямо против дворца лес расступался. Тут проходила неглубокая падь, идущая от подножия до самой вершины.
- На снеговом фоне любые передвижения не останутся незамеченными, - сказал я, - приблизиться к реке под прикрытием деревьев мешают горные кручи. От дворца просматривается вся замерзшая река, всадникам здесь нечего делать, а пешую вылазку китайцы отобьют без особых усилий.
- Нам помогут высшие силы, - сказал Тубанов, - мы, как тибетские отшельники, способны делать свое тело невидимым. Далай Лама из Лхасы поддерживает нас.
Не знаю, как насчет высших сил, но нам действительно удалось пробраться к Зеленому дворцу, не вызывая подозрения китайцев, которые сновали повсюду. Перед дворцом было пусто. Стояли китайские караулы с пулеметами.
- Обычно тут много монгольских паломников, но теперь монголов не подпускают к дворцу. Нас пропустят как тибетских лам.
Он что-то показал китайскому офицеру, и нас, действительно, пропустили. Мимо охраны поднялись мы на второй этаж, и здесь он, вынув опять нечто, что-то сказал и показал слуге. Слуга, поклонившись, удалился.
- Этот человек тоже тибетец, - шепнул мне Тубанов. - Сейчас нас примет сам живой Будда.
Нас вызвали. Мы долго шли в сопровождении слуг комнатами и переходами Зеленого дворца, тесно заставленного разностильной мебелью. Всюду висели картины, стояли фарфоровые вазы и сервизы, европейские музыкальные инструменты. Вдоль стен тянулись витрины с безделушками, чучелами зверей, птиц, змей. Наконец, впереди послышались граммофонные звуки французской кафешантанной песенки. Мы вошли в просторную комнату. За столом у играющего граммофона сидел, подперев щеку, лысеющий толстый человек. Это был живой Будда. Перед живым Буддой стояла откупоренная бутылка шампанского. По сторонам было множество бутылок, многие из них пустые. Мы поклонились.