- Какое величественное зрелище, - сказал барон, слушая молитвенный хор. - Я, человек, верящий в Бога и Евангелие, как лютеранин, молюсь, но в жизни я придерживаюсь принципа: Бог один - веры разные. Ныне у меня в дивизии нет ни походной церкви, ни священника. Тех, кто были, я уволил. Я понял: между настоящим воином и богом нет и не может быть никаких посредников. Молитва, пропетая в строю, вернее достигает небес, нежели произнесенная в храме любой религии.
И он вновь принялся неистово молиться разными молитвами.
Перед самым концом вечерней дивизионной молитвы послышался конский топот и показались тибетцы и монголы. Впереди скакали Тубанов и князь Буяргун. У князя в руках был огромный мешок. Подскакав и осадив коня перед бароном, князь поклонился и высыпал из мешка головы.
- Мои джахары настигли их на привале, - сказал князь. - Здесь тридцать восемь отрубленных голов.
Я узнал голову Дмитриева и других офицеров, с которыми вместе был на квартире Дмитриева.
- “Моя голова могла быть среди них”, - подумал я.
84. Сцена
В штабе барон диктовал приказ о выступлении на Сибирь. Я и новый адъютант барона, поручик Михаил Ружанский, записывали.
Ружанский был совсем еще молодой человек, лет девятнадцати - двадцати, стройный красавчик, но выглядел он еще моложе, наподобие резвого гимназиста: розовощекий, с тонкой мальчишеской шеей, на которой видна была золотая цепочка. Он, конечно же, был страстно влюблен в Веру, и Вере явно нравилась страсть красивого мальчика. Стоило барону отвернуться, как они таинственно переглядывались, улыбались друг другу, старались незаметно касаться друг друга. А однажды, наклонившись, словно диктуя подробнее, Ружанский осторожно прикоснулся губами к Вериным волосам. Это, безусловно, меня коробило, сказывалась и ревность, однако, в еще большей степени опасения, что барон, обнаружив подобное, может распорядиться очень круто. Когда барон по какой-то причине вышел из комнаты, я сказал:
- Господин Ружанский, вы человек еще очень молодой и, судя по всему, склонный, как гимназист, влюбляться без оглядки. Его превосходительству вряд ли это понравится.
- Простите, господин есаул, но мои личные отношения с женщинами не должны касаться кого бы то ни было. Даже его превосходительства. Так, по крайней мере, происходит в приличном обществе, - сказал Ружанский.
- Николай Васильевич, - сказала Вера, - вы просто ревнуете. А между тем у меня с Мишелем обычные дружеские отношения. Однако не удивительно, если мы начнем испытывать друг к другу симпатию. Мы оба из хороших петербургских семей, у нас обнаружилась масса общих знакомых. Мишель был студентом петербургского политехникума, я окончила Смольный институт. Я просто-напросто стосковалась по прежнему обществу.
- Тем не менее, прошу вас быть осторожными, - сказал я.
В этот момент вошел барон, и разговор прекратился.
- Пишите приказ номер пятнадцать, - сказал барон и начал диктовать.
- Я начинаю движение на север и на днях открою военные действия против большевиков. Как только мне удастся дать сильный и решительный толчок всем отрядам и лицам, мечтающим о борьбе с коммунистами, и когда я увижу планомерность поднятого в России выступления, а во главе движения преданных и честных людей, я перенесу эти свои действия в Монголию и союзные с ней области для окончательного восстановления династии Циней, которую я рассматриваю как единственное орудие в борьбе с мировой революцией.
Барон диктовал, расхаживая по комнате, а когда он останавливался и поворачивался спиной, Вера и Ружанский по-прежнему незаметно, как им казалось, перемигивались, а то и просто томно смотрели друг на друга. Моему предупреждению они явно не вняли. Хуже всего, что и барон заметил эти любовные игры. Несколько раз он хмуро косился в сторону Ружанского и Веры, но продолжал диктовать.
- Россия создавалась постепенно из малых отдельных частей, спаянных единством веры, племенным родством, а впоследствии особенностью государственных начал. Пока не коснулись России непримиримые с ней по составу и характеру принципы революционной культуры, Россия оставатась могущественной, крепко сплоченной империей. Революционная буря с Запада глубоко расшатала государственный механизм, оторвав интеллигенцию от общего русла народной мысли и надежд.
Барон вынул карманные часы.
- Мне, однако, пора на смотр мобилизованных. Поручик Ружанский, сможете продолжить диктовку без меня? - и протянул листы.