Выбрать главу

- Я сказал: переправляться на лошадях вплавь! - закричал барон.

- Ваше превосходительство, - сказал Марков, - как началь­ник штаба я не могу отдать такое распоряжение, это означает гибель многих.

- Переправляться на лошадях! - закричал барон и, подняв ташур, ударил Маркова по голове. Показалась кровь.

- Ты больше не начальник штаба, ты рядовой, пошел вон! Кто не хочет перепра­вляться вплавь, получит бамбуки.

- Это полулюди, - добавил барон, глядя на переправу. - Они способны жить и воевать, только пока их бьют.Переправа на лодках затянула бы переход границы, а красные могут появиться в любой момент.

113. Сцена

В лагере на другом берегу реки к барону вернулась его обы­чная самоуверенность. Полулежа в своей палатке, по обыкновению положив под голову седло, он говорил мне:

- За пять лет русские не научились воевать. Если бы я так окружил красных, ни один не ушел бы.

- Нам просто повезло, ваше превосходительство, - сказал я. - Как известно от пленных, красные пользовались старой, состав­ленной еще в 1881 году сорокаверстной картой Монголии, схемати­чной и неточной. На ней пограничная река течет на несколько деся­ток верст восточнее, чем на самом деле. С этой картой в руках крас­ные полагали, что мы задержались на переправе, и преследователи наши упустили момент.

- Что ж, - сказал барон, - может быть, нас действительно спас случай? Но что такое случай? Все можно объяснить случайно­стью и судьбой. Однако, говоря о судьбе, я имею в виду не столько западноевропейское, из античности идущее представление о безличном надмирном фатуме, сколько мистическую буддийскую карму, оттого и в моем походе не следует искать политической логики, а скорее его причиной была история рода и моя собственная жизнь, прочно связанная с Востоком.

114. Сцена

Сухэ вступал в Ургу. Первый министр торжественно покло­нился Сухэ и сказал:

- Сухэ-батор, мы встречаем тебя на расстоянии десяти верст от Урги, как встречали раньше пекинского наместника.

Живой Буд­да готов признать революционное правительство, и поэтому вручил Сухэ саблю. Сухэ поцеловал саблю и сказал:

- Живой Будда Богдо Гэген не противоречит программе и дисциплине народной революции, ибо буддийское монашество - это преданность старшим.

Сухэ, осененный красным знаменем с тибетской свастикой, сопровождаемый беспрерывно трубящим трубачом и верховными цэриками, проехал по главной улице Урги, называемой Широкой. Навстречу ему под желтым знаменем с тибетской свастикой выехал Богдо Гэген в сопровождении своей свиты и монгольских музыкан­тов. Вдоль домов скромно тянулась цепочкой красная пехота.

- Своим вторжением в Забайкалье Унгерн дал повод крас­ным вступить в Монголию, - шепотом сказал один из русских, на­блюдавших церемонию.

115. Сцена

Была уже осень. Ночью подмораживало. Как-то ранним све­жим сентябрьским утром в воздухе послышались гусиные крики. Я вышел из палатки и, задрав голову, долго смотрел на летящих птиц. Множество солдат и офицеров также стояли и смотрели. Общее чувство, владевшее нами, - услышанное в гусином крике чувство прощания. Его выразил пожилой казак, сказавший дрогнувшим го­лосом:

- Прощай, матушка Русь, к теплу потащусь…

И перекрестился. Один из бурятов вынес кожаный бурдюк с верблюжьим молоком и брызнул молоком в траву.

- Так велит обычай, - сказал он, - мы в бурятских улусах брызгаем молоком вслед птичьим караванам. Выстилаем им счаст­ливую белую дорогу, чтоб по ней они весной легко вернулись назад.

- А наша-то дорога куда? - сказал один офицер. - Нам куда потащиться? Нет нам белой дороги назад. Прощай, матушка Русь!

И он вытер увлажнившиеся глаза. Об этом думали все: куда идти? Эта мысль была теперь главной. Думал о ней и барон.

- Я отправил с монголом письмо к Богдо Гэгену, - сказал мне барон в палатке. - Выражаю ему соболезнования по поводу за­нятия столицы красными, предсказываю наступление черных дней для Монголии и желтой религии и предлагаю ему бежать из Урги.

- Куда, ваше превосходительство? - спросил я.

- Куда? - переспросил барон. - В Тибет. Но вряд ли он согласится. Вообще, сам факт, что Богдо Гэген поддержал прави­тельство Сухэ лишает всякой надежды на Монголию как на оплот в борьбе с мировой революцией. Наследники Чингиз-Хана оказались недостойны своей великой миссии. Многие князья уже перекраси­лись в красный цвет, из моих друзей превратились во врагов, преда­тельски перешли на сторону большевиков. Даже ламы позабыли, что недавно провозгласили меня богом войны. Нет, оставаться в Монго­лии для меня не имеет смысла.